Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Фигаро и Лопахин
На сцене — Николай Баталов

‹...› Сочетание ‹...› противоположных образов — и притом в молодом актере, — сочетание, требовавшее несомненно законченного мастерства, удивляло уже само по себе. Но вдобавок в ‹...› исполнениях Баталова не было ни намека на какую-либо «натугу», казалось, что он играет легко и беззаботно и что без всякого насилия над собой преодолевает труднейшие режиссерские и актерские задачи. Мне стало ясным, что мы — его сверстники — имеем дело не только с выдающимся актером, от которого можно ожидать новых сценических решений, но и с большой личностью, человеческой индивидуальностью — щедрой, богатой и разнообразной. И действительно, дальнейшее творчество Баталова подтвердило впечатления о «божественной легкости» его дара, которая доставалась ему в результате больших размышлений и труда, и о богатой внутренней жизни, которая приковывала к нему напряженное и ласковое внимание, — ибо он всей своей личностью вселял к себе самое искреннее доверие, искренность и непосредственность сопровождали его всю его недолгую жизнь.

«Божественная легкость», благословение жизни, упоение ею сочетались в нем с беспокойством исканий, трепетом мысли. Таким я его узнал, когда впервые лично столкнулся с ним в Художественном театре весною 1925 года — времени, знаменательном для всей тогдашней молодежи — теперешних «стариков» театра. Тем не менее он представлял как актер загадку, которую МХАТ предстояло разрешить. ‹...›

Баталов очень мучился образом Фигаро, рождение роли происходило нелегко, исполнение роли нарушало все традиции. И Станиславский требовательно, шаг за шагом, рождал «нового Баталова». Желая, вероятно, испытать Баталова, он однажды сказал мне: «Может быть, Баталову слишком трудно. Предложите ему поменяться с Прудкиным. Тот будет отличным, хотя и привычным Фигаро. А Баталов может отлично сыграть Яго, судя по отзывам о Франце Мооре». Баталов категорически отклонил предложение Станиславского, оно не только не склонило его к роли Яго, а, напротив, усилило его страстное желание преодолеть трудности, связанные с Фигаро. Когда я передал Станиславскому ответ Баталова — тот вздохнул с облегчением: он любил актеров, не отступающих перед сложностью сценических задач, а Станиславский не скупился на них при постановке «Фигаро». И действительно, Фигаро стал для Баталова не только большой сценической победой, но и изумительной сценической школой — и в смысле внутренней техники и в отношении актерского тренажа.

Фигаро явился решающим шагом в творчестве Баталова — не потому, что эта роль была его лучшим созданием, наиболее полно его выражающим. Первые спектакли, как известно и как предупреждал не раз Станиславский, еще не отличались тем насыщенным ритмом, мастерством и внутренней наполненностью, которые спектакль приобрел впоследствии. Баталов в этой роли осознал себя художником, мастером — это было самое важное помимо оригинального и новаторского решения образа в целом.

Об его Фигаро много потом писали, но привыкнуть непосредственно после первого восприятия к таком Фигаро было трудно — так начисто он был лишен, к торжеству Станиславского, знакомых, ожидаемых черт и приемов. Он был и проще, и острее. Проще, потому, что не носился по сцене, не щелкал пальцами, не изгибался в немыслимо придворных поклонах, а был легок без подчеркнутости, почтителен без унизительности — в его глазах постоянно соединялось простодушие с опасной иронией. Станиславский постоянно обращал сугубое внимание на поставленную им сцену бритья — когда Фигаро — Баталов как бы опасливо и фатовски играл с бритвой перед беспомощным графом. Он был духовно очень здоров, Фигаро Баталова. ‹...›

Поразительно было и проникновение в Чехова, когда он играл Лопахина. Чеховская тоска пронизывала весь образ. Был в его Лопахине и скептический юмор, и купеческая размашистость, и деловой расчет, и, сказал бы я, какое-то недоумение перед жизнью, перед ее непреложными фактами, перед самим собой. И сцена третьего акта, когда шумный, победивший Лопахин врывается в грустное веселье напрасно затеянной вечеринки, была кульминацией образа. Радость и горечь владели этим человеком, более, чем кто-либо, понимавшим горестную неизбежность гибели «вишневого сада» и искренно любившим его неудачных владельцев. Была в его Лопахине какая-то неизбывная душевная неустроенность, прорывавшаяся в его нежности к Раневской, в неумелых попытках сватовства, так контрастировавших его прямой деловой сметке и расчетливости. Лопахин был последней ролью Баталова, в которой я его видел, — может быть, поэтому «лирическая сила» его таланта и осталась для меня такой побеждающей и близкой.

Марков П. Статьи и воспоминания о Николае Баталове // Николай Петрович Баталов: Статьи, воспоминания, письма. М.: Искусство, 1971.

 

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera