‹…› Нетрудно заметить, что портреты типажей, использованных в фильмах немого кино, прекрасно смотрелись бы на плакатах (то же можно сказать и о лицах актеров, таких, как Чувелев, Свашенко). Лицо Баталова вряд ли годилось для плаката. При том, что оно несомненно свидетельствовало о природной связи его героев с народом, это лицо было слишком индивидуальным, единичным — глубоко посаженные умные и лукавые глаза, широкие скулы, короткий, широкий нос, крупные губы и крупные белые зубы, обнажающая десны улыбка. Очень точно сказал о Н. Баталове М. Ромм: «Он был хорош, как молодость революции». Именно поэтому трудно представить лицо Баталова в контексте фильма позднейших времен. Оно несомненно принадлежало человеку 20-х — начала 30-х годов. Н. Баталов обладал особым характером обаяния, особыми свойствами жизнеутверждающей силы, определенными своей эпохой. Признаки нового человека в героях Баталова отличались свежестью. Они были только-только пробуждены революцией. Черты ведущего типа времени прослеживаются в Гусеве из «Аэлиты», в Сергееве («Путевка в жизнь»), в Лацисе («Три товарища»), также и в Павле Власове, хотя действие «Матери» происходит в дореволюционные годы, и в образе далеко не безупречного по своим поступкам Николая из «Третьей Мещанской». Их оптимизм, их деловая активность как бы переносились по инерции от последних победоносных схваток гражданской войны. Скорее красноармейцы, чем рабочие по самоощущению, они еще только-только подходили к осознанию своих задач строителей и хозяев страны.

Героев Баталова характеризовала прямая проекция внутреннего мира на внешние свойства облика и поведения. Прямота души излучалась каждой черточкой его лица, каждым его жестом. У героев середины 30-х годов обнаружились уже более сложные связи внешнего и внутреннего. Их лицо и тело подчинились целенаправленной воле. ‹…›

Кузнецова В. Кинофизиогномика. Л.: Искусство, 1978.