Замысел
Мысль о создании фильма, посвященного образу советского Полководца, возникла еще в феврале 1942 года. Разгром немцев под Москвой — вот первый толчок для возникновения нашего замысла. Но эта первая великая победа казалась тогда чудом; подробности, тайные пружины событий были еще неизвестны, непонятны. Впереди были долгие месяцы тяжелой летней кампании 1942 года, которая опрокинула многие представления о войне и военном искусстве. Мы только начали запоминать первые имена ныне прославленных маршалов; многие из них тогда еще командовали армиями. Наивно было тогда ставить перед собой такую задачу, и все-таки в общее для всех переживание событий войны эта задача внесла напряженное внимание и настороженность художника, ищущего ответа на свою тему.
Больше года прошло в бесплодных попытках «сочинить» образцового советского полководца, в то время как сама жизнь только еще растила и закаляла его в неслыханных испытаниях второго лета. Постепенно мы примирились с сознанием, что взялись за невыполнимую задачу, перешли к другим работам, как вдруг прогремела Сталинградская операция. Она, как молния, осветила весь круг вопросов, которые мучили нас. Она явилась великолепным ответом на нашу тему, на поиски ее решения.
Выдвинулись люди, которые должны были стать прототипами наших героев, — на весь мир прозвучали имена победоносных полководцев. В полной драматизма обороне и в законченных образах наступательной операции угадывался нужный нам сюжет.
Отсюда надо считать начало настоящей работы над фильмом «Великий перелом». Поняли мы это не сразу. Теперь можно сознаться, что заявка, легшая в основу фильма, писалась с целью подвести итог неудавшейся работе, уйти от нее. Но в круг наших мыслей уже вошел Сталинград и сразу и до конца лег незыблемой внутренней основой нашей работы.
Интересно отметить, что этот первый, очень общий набросок замысла в ряду последующих и более подробных разработок явился самым точным и в основных своих чертах вошел в фильм.
‹…›
Драматургия и действительность
Раньше всего сложилась военно-стратегическая канва сценария. Нам, людям штатским, пришлось много поработать над военной литературой в архиве исторического отдела Генерального штаба РККА. И мы гордимся, что военно-стратегическая сторона фильма не вызвала никаких сомнений у военных специалистов. Изучая материалы Сталинградского сражения, мы в самой последовательности действительных событий чувствовали присутствие драматургической логики. Но как изложить эту массу необходимых и специальных обстоятельств и фактов, чтобы они дошли до зрителя и увлекли его так, как они начинали увлекать нас? Как за профессиональным разговором военных вскрыть драматизм личной человеческой страсти? Как выразить незримое напряжение воли и мысли полководца над сухой картой? Призрак карты, как символ непобедимой скуки, тяготел над нами до самого конца работы. Вот, например, простейший и в то же время сложный вопрос, который нужно было решить при работе над диалогом: чтобы довести до зрителя военные подробности, нужно было изложить их в диалоге упрощенным, понятным языком, но тогда сразу терялся характер профессионального разговора генералов, искажался достоверный образ героев, отдавало вульгаризаторством.
Нужно сказать, что страх перед тем, что вообще штабные сцены будут скучны и зритель их не выдержит, не оставлял нас вплоть до сегодняшнего дня. Спасаясь от него, мы прежде всего обратились к испытанным секретам традиционной драматургии. Мы искали личных конфликтов — их не было. Мысль построить основное столкновение в последовательном показе советской и немецкой стороны, в прямой борьбе между ними, мы сразу отвергли — куклы, изображающие немцев, в изобилии разгуливали и в других картинах.
Романтические завязки, разнообразные образы женщин во множестве толпились у входа в сюжет. Проникнуть в центральный конфликт, в штабной кабинет им никак не удавалось, — тогда начинали разбухать боковые сюжетные линии осажденного дома № 48.
Очень большие надежды возлагали мы на простодушную девушку-домработницу из гражданского населения, скрывавшуюся в подвале. Она тайно любила лейтенанта. Чтобы объясниться с ним в минуту затишья, она одевалась в лучшее платье и чужие туфли. Туфли сильно жали. В конце концов, девушку убивают, и, умирая, она просит снять туфли.
А как заработала бы пружина сюжета, если бы хоть намекнуть на присутствие в сценарии, скажем, шпиона! Это, конечно, всё излишества фантазии, которые отбрасывались немедленно ‹…›
От сценария к фильму
Натурные съемки фильма «Великий перелом» происходили в Прибалтике в расположении Ленинградского фронта. И это обстоятельство снова определило очень многое в стилистике фильма. Мы получили возможность внести в него подробности подлинной фронтовой обстановки, в него вошли настоящие люди и техника фронта. Нам довелось слышать замечание, что единственное в фильме, на чем есть налет некоторой нарочитости, — это немцы, но и это, вероятно, случилось потому, что и немцы-то в фильме снимались настоящие.
Нужно отметить при этом прекрасную организационную работу, которую проделал директор съемочной группы Шостак.
Перед оператором Кольцатым стояла сложная задача сохранить в фильме колорит подлинности, не впадая в хроникальность. Дальше возникал не менее сложный вопрос: как натурный материал смонтируется с павильонами? Натурные съемки, насыщенные материалом фронта, определяли работу оператора и художника Суворова в павильоне. Они диктовали тщательную разработку мельчайших подробностей штабной обстановки и фронтового быта, строгую, лишенную внешнего блеска фотографию.
Наконец, особенные трудности предстояло преодолеть актеру. Он получал роль, загруженную большим количеством военно-профессиональных диалогов. Эмоциональный, личный смысл роли почти везде введен в подтекст. Мы знали, что если нам не удастся за сухим штабным разговором вскрыть и донести до зрителя живую страсть и характер человека, — мы не увлечем его. Но здесь на каждом шагу актера подстерегал устав. Каждое, слишком явное выражение чувства немедленно убиралось нормой военного поведения.
Правда, в случае успеха эта внешняя сдержанность поведения могла повысить напряжение внутреннего действия.
Нам кажется, что для того, чтобы справедливо оценить работу актеров, оператора, композитора и других, нельзя судить ее в отрыве от целого, которому все подчинено в этом фильме. Работу каждого в отдельности можно было бы сравнить с подвигом шофера Минутки, который ползет и умирает, сжимая в зубах провод... Через провод проходят слова, воля, мысль, от которых зависит успех общего дела.
В заключение мы хотим подчеркнуть в нашей работе обстоятельство, имеющее принципиальное значение. С начала сценарного и до конца постановочного периода режиссер и автор работали совместно. Фильм поставлен точно по сценарию.
Непрерывный взаимный контроль продолжался до конца работы. Режиссер, прислушиваясь к автору, переснимал целые эпизоды. Автор уже во время съемок заново переписал треть сценария. По шутливому замечанию одного из товарищей, мы «мучались друг об друга» и только потому смогли довести до конца эту очень тяжелую работу. Такое тесное сотрудничество автора и режиссера мы считаем первым условием профессионализма в кино.
Мы далеки от мысли, что фильм «Великий перелом» лишен недостатков и, вероятно, очень больших. Но на пути, по которому мы пошли, и нельзя было рассчитывать на законченность результатов.
Для нас работа над этим фильмом — боевая позиция, которую, если понадобится, мы будем защищать. С этой позиции мы надеемся перейти в наступление на новую тему, которую хотели бы решать точнее и глубже.
Эрмлер Ф., Чирсков Б. Как мы работали над фильмом // Искусство кино. 1946. № 1.