В ходе просмотра все молчали, смотрели напряженно.
Сильно смеялись в четырех сценах: фотографирования, состязания в еде пельменей, баня и стрижка бороды.
В начале показа Коба и другие выразили неудовольствие, что «люди не слушают и по-прежнему продолжают злить зрителя множеством вступительных надписей». Просили меня вырезать надписи.
После просмотра начался обмен мнениями.
Коба. Хорошая штука, сильно действует. Сильно, со смыслом передана речь над трупом. Роль партийного руководства показана исключительно ярко и хорошо.
Лазарь Моисеевич [Каганович]. Умно ведет актер роль начальника Политотдела.
Коба. Да, хорошо. Но не один он. А разве Варвару, кулака и Егора плохо играют? ‹…› Здорово играет актриса роль Варвары. Она дает яркий образ новой колхозной женщины. Непонятно только, почему Нач. Политотдела собирается вместе отвечать. Это только в переносном смысле так. Ему надо бы сказать Егору — эх, мол, не ожидал, чтобы ты, бедняк, стал плясать под кулацкую дудку. Затем второе — надо, чтобы на выстрел кто-то пришел, лучше Помполит, чтобы выстрел приобрел характер сигнала и чтобы кулак не просто исчез, как в фильме, а чтобы ясно было возмездие. Это ведь нетрудно сделать?
Б. Ш. Да, сравнительно нетрудно. Конечно, этими двумя поправками эта хорошая вещь еще более усилится.
Коба. Получится замечательная!
Л. М. Хорошо ли, что Нач. Политотдела ударил колхозника?
Коба. Он ведь не драться полез, а предупредить кровавую свалку. Это неплохо.
В. М. (Молотов). А хорошо ли, что он, прощаясь с Егором, пожимает ему руку?
Коба. Это неплохо. Не следует только давать фразу о том, что вместе будут отвечать. Тут нужно сыграть на другом, на известном наставничестве, что, мол, не ожидал, чтобы бедняк так прошляпил и сделался орудием кулака.
Если сцену с выстрелом и разоблачением сделать более мотивированной и менее символичной, созерцательной, тогда и конец станет более осмысленным, обеспечит возможность артистам не только переглядываться, но и играть в движении.
Л. М. Очень медленно развиваются некоторые сцены.
Молотов. Да, это есть.
Коба. Это их старый грех. ‹…›
Б. Ш. ‹…›Темп же движения некоторых эпизодов не ускоришь. Он (темп) — в природе крестьянской темы фильма.
Молотов. Ну, это понятие слишком субъективное и спорное. Мы весь уклад деревенской жизни перевернули. Деревня тем и отличается сейчас, что там идет смена форм хозяйства и темпов. А Вы почему-то держитесь старых взглядов на деревню.
Коба. Это потому, что Шумяцкий в деревне не был. Отсюда — отзвуки бунинского взгляда на «косотяпство» деревни, на медлительность темпов ее жизни и поступков людей. Вам [Шумяцкий] и Вашим художникам обязательно надо больше бывать в колхозах, на заводах. Встречаться с заводскими и колхозными людьми и тогда многое станет Вам более ясным. Ведь мы же не охаиваем Вашу работу: фильму сделали очень нужную, хорошую. Представьте себе, как бы она выглядела, если бы все эти отдельные ее недостатки были Вами предупреждены.
Б. Ш. Отдаю себе отчет в этом. Знаю, что деревню, да и заводы последнего времени мы, в особенности я как руководитель ГУКФ, знаю недостаточно. Однако бунинизмом я никогда не страдал, даже и отдаленно.
Коба. Ну это ведь было сказано фигурально. Ведь картину-то мы приняли хорошо, а если критикуем кое-что, то на пользу дела. ‹…›
Б. Ш. Было бы очень полезно вызвать режиссера и его ближайших товарищей и переговорить с ними. Они ждут звонка. ‹…›
Коба. Ну хорошо, вызывайте. Картина хорошая, и разговор будет неплохой. Сговорились о составе вызываемых двух товарищей — начали просмотр «Кукуродша».
После этого я представил т. т. Эрмлера и Черняка. Началась беседа.
Коба. Вот просмотрели Вашу картину. Крепко и хорошо сделана. Особенно если в двух местах немного поправить. Не знаю, не сложно ли это. Первое, чтобы на выстрел кто-то прибежал. Иначе как-то одиноко. Второе — нельзя ли последнюю сцену прощания бедняка с Николаем Мироновичем сделать четче. У Вас выходит, что они оба ответ должны держать.
Эрмлер. Я представлю дело так, что Начальник Политотдела обязан отвечать за ошибочный путь в колхозе бедняка.
Коба. Конечно, в известном смысле да. Но не так же, чтобы человека чуть не убили, а он ставит себя на место с человеком, который его пытался убить и лишь случайно не убил. Это уже преувеличение. Надо бы, чтобы Николай Миронович сказал бы ему хотя бы так: не ожидал я, что ты станешь действовать по указке врага.
Эрмлер: Это нетрудно исправить.
Коба. Куда девался кулак, также неясно, ведь можно допустить, что и сбежал.
Эрмлер. Ну, его путь ясен, с ним прикончено.
Коба. Нет, не ясно. Был человек, и не стало, да человек-то какой настойчивости. Тут вы символикой хотели отделаться.
Л. М. Я ведь даже думал вначале, что кулак-то дед Анисим, до того он кажется подозрительным.
Коба. Это неплохо, что зритель вначале путается, интригуется — кто, мол, враг? Но дело в том, что, когда уж враг раскрыт, народ требует ясности отношения к нему, требует мер защиты от подрывной работы, от террористической деятельности. А Вы прибегли к символике. Это не годится.
Эрмлер. Мне казалось, раз он разоблачен, приперт к стенке, то о судьбе его не может быть и речи.
Л. М. А как бы Вы поступили в этом случае?
Эрмлер. Тут бы его и прикончил.
Коба. Нач. Политотдела поступил правильно. Он не имел право «кончать» кулака. Это дело суда. Но ликвидация линии кулака, как выражение победы над ним, в произведении абсолютно необходима.
Эрмлер. Раз эти два эпизода так выглядят в фильме, значит, надо немедленно их переделать. А в остальном как?
Коба. Очень сильный и интересный фильм.
Лазарь Моисеевич. Ловко сделана сцена с пельменями. Здорово.
Черняк. А как мультипликат — прогулка с ребенком?
Коба. Сделан хорошо. Только могут еще подумать, что ребенок мой.
Черняк. Сразу видно, что то лишь мечты Варвары.
Л. М. Нет, это выглядит очень приятно и с хорошим смыслом. ‹…›
Беседа с Эрмлером и Черняком продолжалась около 45 мин.
В заключение Коба и др. еще раз благодарили режиссера и его коллектив за хорошую, политически весьма нужную ленту.
Шумяцкий Б.З. Моя краткая запись беседы с т. Кобой при просмотре 16.11.35 г. фильма «Крестьяне» // Киноведческие записки. 2003. № 62.