Войдя на студию, поздоровавшись с первыми встречными, стал размышлять, куда пойти сначала: в методический кабинет, просмотреть журналы, или в нашу группу, где в такую рань, скорее всего, никого еще нет, тем более, режиссер в отъезде. И направил стопы в будущий музей студии, к Марку Волоцкому. Давно его не видел, старого приятеля. К своему удивлению, время было совсем не для визитов, застал у него немолодую женщину.
Марк, обрадовавшись моему неожиданному явлению, засуетился и представил меня незнакомке. Это была актриса Валентина Ивашева, гостья из Киева. — Это стопроцентно наш клиент, — позже скажет Марк. Разумеется, я знал по экрану актрису Ивашеву, но передо мной сидела блондинка с приятным открытым лицом, совсем не похожая на свои экранные портреты. Тем не менее, это была она, красавица Валентина Ивашева.
Минуту спустя, она возбужденно продолжила свой рассказ о житье-бытье на Киевской киностудии, где состояла в штате, но снималась крайне редко. Теперь она почему-то больше обращалась ко мне. Глаза у нее были на мокром месте, и потому она теребила в руках носовой платочек. Когда же речь зашла о бывшем ее муже Николае Владимировиче Экке, я стал подозревать, что слезливость бедняжки может обернуться безудержным рыданием. Она уже успела признаться, что до сих пор его любит, вспоминает ежедневно и больно переживает, что покойника забыли. И тут совсем некстати Марк сообщает ей, что я когда-то работал с великим Экком на его последней картине. Но, слава Богу, до моих воспоминаний о режиссере дело не дошло, ибо ничего отрадного и утешительного я не смог бы сообщить этой доброй женщине...
Сейчас мне почему-то припомнилась последняя встреча с классиком зимой, на троллейбусной остановке возле киностудии. Экк был мрачен (обычное выражение его лица), ежился от холода, одетый в короткое демисезонное пальтишко. Он цепко держал в руке свой легендарный портфель довоенного образца, без которого, как мне представляется, он не выходил из дома. В портфеле наверняка лежит пачка сценариев, один из которых он уже оставил на студии, в редакторском отделе, продолжая свято верить, что на этот раз с таким сценарием его обязательно запустят...
Лет за пять до этой встречи мой приятель, оператор цеха комбинированных съемок, переводил последний стереофильм Н. Экка — «Человек в зеленой перчатке» — в обычный плоскостной формат, и я заходил к нему поболтать. Николай Владимирович тоже ежедневно приходил в эту неуютную каптерку, садился в кресло и развлекал оператора и его ассистента прожектами своих будущих постановок.
И однажды, в очередной мой приход, он и попросил меня прочитать на досуге его последний комедийный сценарий, кажется, на спортивно-молодежную тему, с настоятельным требованием обязательно высказать ему начистоту свое мнение. Что мы об этом сценарии думали вместе с оператором (он прочел его раньше) говорить уважаемому классику, да еще начистоту, нам было страшно. Все сценарии, которые он и позже давал нам на прочтение, были ужасны: и комедии, и драмы. Сценаристом великий Экк был никудышным, он писал о времени и о людях, которых совсем не знал ни с какой стороны...
Последняя встреча с Экком на остановке запомнилась лишь потому, что, когда подошел долгожданный троллейбус, народ, в большинстве своем наш, студийный, рванулся к дверям, кое-как затолкался в салон, а Николаю Владимировичу сделать этого не удалось. Никто не хотел уступить ему место даже на подножке. И легендарный постановщик великого фильма «Путевка в жизнь» остался стоять на остановке. Его маленькая и непропорциональная фигурка в старом сильно заношенном пальто, в мятой шляпе на огромной голове, в брючках зеленоватого цвета, коротких настолько, что виднелись во всей красе носки, и с этим раритетным портфелем — это щемящее зрелище вызвало у меня вдруг такую жалость к этому человеку, что я отвернулся...
А какое-то время спустя я узнал, что Николай Владимирович умер. Один мой приятель любит повторять свой афоризм, порой и не к месту, а тут, пожалуй, я соглашусь с ним, как раз тот самый случай: трагедию с катарсисом придумали люди, а трагедию без катарсиса преподносит жизнь. Это не в последнюю очередь относится и к Николаю Владимировичу. Судьба его трагична и, по- своему, поучительна, но именно о нем хочется сказать словами острослова: «Люди, берегите меня! Я один такой на этом свете, второго меня не будет!..».
Ребров В. Славный межрабпомовец Николай Экк // СК - Новости. 2015. 3 августа. № 7-8.