«Дело было в Пенькове» — фильм очень неровный, не только потому что одни куски получились более, а другие менее удачными. В этом фильме явственно выступили сильные и слабые стороны самой режиссерской манеры Ростоцкого — отчетливая граница пролегает между той областью, которая все еще не дается молодому режиссеру, в которой его поиски нередко остаются в пределах талантливого ученичества, и другой, где он проявляет себя вполне сложившимся наблюдательным и тонким художником.
Слабость Ростоцкого ощутима в сфере раскрытия средствами драматургии динамики развивающихся характеров, их логики внутренних законов личности, без чего кинематографическое действие теряет связь, мотивированность, единство.
Сила его и в передаче отдельных ситуаций, своего рода кинематографических этюдах, где все художественные элементы фильма — типаж, пластическая выразительность актерской игры, ритм сцены, детали обстановки, сливаясь воедино, вызывают живейшее ощущение самой жизни, запечатлевают поэтическую атмосферу неповторимого мгновения.
«Майские звезды» — фильм-воспоминание. Эта особенность оправдывает его необычную и сложную форму. Четыре новеллы не связаны единым сюжетом. В них нет общих персонажей и сколько-нибудь сюжетного развития. ‹…› «Импрессионистичность» новелл, столь несхожих по своим драматургическим и жанровым признакам, грозила нарушить цельность фильма, превратить его в четыре разрозненных фрагмента. Тем более ценно и интересно, что «Майские звезды» — фильм удивительно цельный, проникнутый единством мысли и стиля.
Неповторимость исторического мгновения на рубеже войны и мира, глубина перелома, совершившегося в жизни и душах людей — вот общая для всего фильма поэтическая идея. Это она придала емкость и многозначительность совсем простым ситуациям, возвысила будничное, а необычное, героическое сделала естественным и простым. ‹…›
Во всех фильмах Ростоцкого обстановка, пейзаж прежде всего место действия, удовлетворяющее требованию строгого правдоподобия ‹…›. Однако в «Майских звездах» эти функции расширяются. Обстановочные планы этого фильма сняты и скомпонованы так, что приобретают ассоциативную связь с основной поэтической идеей картины. Антитеза войны и мира, вчера и сегодня образно-символически раскрывается в начальных кадрах первой новеллы: военные машины, снятые сквозь цветущие ветви деревьев, орудия, украшенные цветами, внезапная остановка тяжелой машины, из-под которой бережно выгоняют гусыню с выводком. ‹…›
В доме, где остановился генерал, на каждом шагу приметы военного времени, продуктовые карточки в руках у озабоченных хозяев, этикетка на приемнике: «Помни! Слушание заграницы карается смертью», а с другой стороны,— домашний уют, проглядывающий в каждой мелочи, тишина, наполняющая обжитый дом, разлитый повсюду покой. Эта мирная невозмутимость подчеркнута тиканьем часов, мелодичными звуками музыкальной шкатулки, грохотом боя, снящегося генералу. ‹…›
В другой новелле атмосфера тишины и покоя дополняется новым мотивом — изумлением перед красотой первого мирного дня. Ее название «сказка» оправдано: все в ней окружено ореолом необычности. Живописный берег озера, кружевные деревья, зеркальная гладь и неподвижная лодка вдали; золотоволосая девушка, словно олицетворяющая прелесть этого дня, вполне могла бы сойти за сказочную царевну. Ассоциации с войной — иногда довольно причудливые —возбуждаются как бы вскользь брошенными деталями. Вот рыцарь в латах, внезапно кивнувший лейтенанту, вылезающий из его шлема котенок; герой срывает с окон маскировочную бумагу, открывая путь водопаду солнечных лучей. Оттенок сказочности, странности усиливается подробностями обстановки. Крупные планы чучела совы, человеческого скелета, физического прибора, рождающего искру, включаются в поток зрительных образов, создавая плавный ритм повествования, напоминая о вещах извечных и простых. Нотку сказочности вносит обрамление новеллы. Герой входит в школу и выходит из нее под далекий звон колокола, смутно напоминающий о чем-то таинственном и таком же прекрасном, как эта весна обновления.
Мейлах М. Три фильма Станислава Ростоцкого // Молодые режиссеры советского кино. Л.; М.: Искусство, 1962.