В своих воспоминаниях о Петре Ивановиче Чардынине первая жена кинорежиссера, К. П. Новицкая писала: «[он родился] в г. Симбирске, в мелкой купеческой семье» и с детства „мечтал быть актером, и все свои гроши тратил на театр. За это мать его драла, хотела выбить из него эту мечту. Но это не помогло, желание стать актером глубоко запало в его душу. Не окончив симбирскую гимназию, совсем юношей сбежал из дому, приехал в Москву — без гроша, без знакомых. Нашел какой-то урок, чтобы как-нибудь существовать. Нанял на чердаке комнату за пять рублей в месяц. Впоследствии мать сжалилась и стала присылать 25 рублей в месяц. Петр Иванович не оставив своей заветной^[1] мечты, стал добиваться поступить на курсы в Московскую филармонию. Подал заявление и его допустили до экзамена. Экзамен выдержал хорошо и был принят по классу В. И. Немировича-Данченко, считался способным учеником и его освободили от платы за право учения. Товарищи по классу были И. М. Москвин, Кошеверов, [Мария] Тарасова, [нрзб]“^[2].

Фактическая неточность изложения, построенного по канонам артистической биографии, обнаруживается в сопоставлении с документами. В «Журнале учеников и учениц» Музыкально-драматического училища, куда Петр Красавцев был зачислен 30 августа 1890 года, точно проставлена дата рождения: 28 января (по старому стилю) 1872 года. В графе «происхождение» значится «сын дворового человека», то есть работника, после отмены крепостного права не захотевшего покинуть хозяина. Среди документов, представленных Красавцевым, значатся метрика и аттестат: то есть гимназия так или иначе была окончена^[3].

В «Отчетах музыкально-драматического училища Московского филармонического общества» за 1891–92 и 1892–93 годы указано, что Петр Красавцев действительно был освобожден от платы за право учения^[4].

Так, в 1895 году весенним сезоном в Златоусте играет труппа под его руководством, в которой участвуют его жена К. П. Новицкая и сокурсник А. С. Кошеверов. В 1898 году Чардынин принимает на летний сезон (после отказа от дела С. С. Рассатова) антрепризу в Белгороде. Летом 1899 года его труппа гастролирует в Орехово-Зуеве, в летний сезон 1900 он держит здесь антрепризу. В те же годы его имя упоминается в составе антреприз П. А. Алякринского (Вятка, 1897–98, зима), В. Н. Викторова (Вологда, 1900, весна; Уральск, 1900–01, зима) и др.

Первоначальное амплуа Чардынина — драматический любовник. По условиям провинциального театра того времени, он должен играть не меньше двадцати ролей в сезон, как правило, с одной-двух репетиций. Разброс — от пьес Гоголя и Островского до псевдоисторических драм Н. Л. Пушкарева и водевилей И. И. Мясницкого. Имя артиста не гремит, но провинциальные хроникеры театральных изданий (главным образом, журнала «Театр и искусство»), нередко выделяют его по итогам закончившегося сезона. «П. И. Чардынин — (драмат. любовн.) — молодой, способный и трудолюбивый, но не достаточно еще опытный артист, в игре его замечается натянутость и деланность», — считает вятский корреспондент^[6]. Сурово отозвавшись о труппе В. Н. Викторова в целом, рецензент из Уральска заключает: «...из мужского персонала лучшими из исполнителей (при всем их однообразии) следует признать гг. Чардынина и Татаринова»^[7].

Наверное, одной из самых лестных характеристик Чардынин удостоился в Вологде: «Г. Чардынин, который в труппе [В. Н. Викторова] занимает должно быть амплуа вторых любовников, в свой бенефис поставил «Гамлета», в переводе Гнедича. Те немногие, которые были в театре, получили неожиданное удовольствие. Честь и слава г. Чардынину, что он поработал добросовестно и старательно над Гамлетом. Публика оценила это и наградила серьезного актера не только многочисленными вызовами и дружными аплодисментами, но и четырьмя подношениями. А г. Чардынин сыграл Гамлета не хуже заправских премьеров провинциальных театров^[8]. Вершиной актерской карьеры Чардынина стало приглашение в Москву, в театр Введенского народного дома, где он прослужил с 1908 по 1910 годы^[9]. Происходит постепенная смена амплуа — среди ролей артиста все больше благородных особ и резонеров: Стародум («Недоросль»), Сергей Сергеевич Паратов («Бесприданница»), Президент («Коварство и любовь» Ф. Шиллера) и прочие. Работа в московском театре позволяет ему закрепиться во второй столице, вероятно, возобновить старые связи и обзавестись новыми. Новицкая запомнила, что встреча Чардынина с четой Ханжонковых произошла в театре Введенского народного дома.

Как антрепренер Чардынин руководствовался (в особенности на первых порах) проверенными стратегиями; но, по-видимому, он вообще хотел удивлять и привлекать публику разными, даже экзотическими способами. _‹…›

В «Театре и искусстве» за 1899 год корреспондент журнала из Орехово-Зуева пишет, что «раньше ставили больше Островского и Шпажинского», но «нельзя этого сказать о гастролирующей у нас в настоящее время труппе под управлением г. Чардынина. Репертуар, исключая двух пьес Карпова и одной Шпажинского, полубалаганный, и уж во всяком случае нежелательный и устарелый.

Такие «шедевры», как «Двумужница» князя Шаховского, «Две сиротки», «Гайдамак Гаркуша» и прочее в том же духе, говорят сами за себя^[10]. В номере «Театра и искусства» за 1910 год встречаем сообщение из Ярославля о «Первом плавучем театре Двух масок» г. Чардынина, курсировавшем в продолжении летнего сезона по Волге: «Театр помещается на большой барже «Садко», отделан довольно уютно, имеет собственную электрическую станцию и 320 мест в зрительном зале. Репертуар составлен из одноактных и двухактных водевилей, фарсов и пьес репертуара «Театра Ужасов»... Труппа делает хорошие сборы^[11].

Характеристика сценической деятельности Чардынина и ее провинциального периода будет неполной без учета его пьес, переделок и обозрений^[12]. Обращает на себя внимание «Кошмар. Трагическая баллада в 2-х действиях», написанный Чардыниным, предположительно, в 1907–08 гг. Герои пьесы — майор, потерявший на войне обе ноги, и его брат — студент. Действия как такового нет — есть воспаленные, полубезумные излияния двоих в первом акте, прерываемые появлением жены майора, и захлебывающийся, бредовый, нескончаемый монолог студента — во втором. Рассказывая о сражениях, майор говорит о солдате, которому на его глазах оторвало голову, а потом спрашивает: «Ты не пробовал пить кровь?» «...Я перестаю понимать, что можно — чего нельзя. Если сейчас я возьму тебя за горло сперва тихонько, как будто ласкаясь, а потом покрепче и удушу, что это будет», — вопрошает студент. «Сны мои ужасны и безумны»; «Какой-то кровавый туман обволакивает землю и я начинаю думать, что приближается момент мировой катастрофы»; «Кровавый пир — в этом кроется сама правда...»; «Воронье кричит»; «Я должен сойти с ума» —подобными мотивами пронизана эта странная пьеса, заставляющая вспомнить и об экспрессионизме, и о театре ужасов. «Больная» тема и описываемые ужасы сыграли свою роль — 16 февраля 1908 года цензура признала пьесу неудобной к представлению^[13].

В 1910-е годы, по мере увлечения кино, сокращается театральная деятельность Чардынина. Очевидно, что кинематограф во всех своих формах наиболее отвечал его интересам как актера, режиссера, сочинителя и предпринимателя. Отдав в начале своей деятельности дань промежуточному жанру кинодекламации, он вскоре становится успешнейшим среди режиссеров российского немого кино.

Конаев С. Театральная карьера Петра Чардынина // Киноведческие записки. 2004. № 69.