Настоящий художник всегда как человек больше того, что ему удалось осуществить в искусстве, даже если он и сделал много. Так мне представляется, что больше своих фильмов был Эйзенштейн. И так же мне кажется, что, несмотря на те прекрасные картины, которые он поставил, Ф. Эрмлер был больше своих фильмов. Не подстереги его болезнь, он, видимо, сделал бы еще много замечательных вещей. ‹…› В тот период, когда советская кинематография делала изумительные картины, полные движения огромных революционных толп, стремилась к патетике, масштабу революционных событий, Эрмлер ставил фильмы, где на экране уверенно занял место простой, будничный человек. И «Катька — Бумажный ранет», и «Дом в сугробах», и «Парижский сапожник», где Ф. М. Никитин был особенно хорош, были картинами, в которых, если хотите, величайшая традиция русской литературы XIX века — внимание к обыденному человеку, любовь к человеку, пристальный интерес к его внутренней жизни. С этим Эрмлер входил в кинематографию. Вчерашний мальчик на побегушках в аптеке в Режице с огромным упорством овладевал культурой. Я помню, как Эрмлер того периода говорил о Достоевском, как он увлекался литературой, как он непрерывно учился, считая, что он знает ничтожно мало. Мне хотелось бы рассказать о факте биографии Эрмлера, совершенно поразительном. Когда им уже были поставлены отличные картины (некоторые из них имели мировую известность), Эрмлер вдруг ушел из кинематографии. Я помню, однажды он мне сказал: «Знаешь, мне пора кончать быть режиссером, так я больше работать не могу». И он пошел учиться в Коммунистическую академию, хотя был режиссером признанным. Но требовательность Эрмлера к себе не знала границ.

Козинцев Г. Слово о друге // Фридрих Эрмлер: Документы, статьи, воспоминания. Л.: Искусство, 1974.