Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Рядовой кэмовского отряда
Из воспоминаний Якова Гудкина

Если сказать откровенно, мы мало понимали то, что нам предлагалось в качестве теоретических откровений, и относились ко всем экспериментам со святым доверием. Когда нас ставили в воображаемый круг или треугольник и заставляли «компоноваться», мы вполне довольствовались объяснением, будто подобные тренировки приучат актера находить наиболее выгодное, пластически целесообразное положение «в пространстве кадра». В противном случае актер потеряется в общей графической композиции и будет скромно лепиться сбоку. Нам предлагали примерно такие задания. Перед вами прямоугольник — плоскость экрана. Расположитесь в нем так, чтобы компоновка что-нибудь выражала и чтобы мы легко угадали ваш замысел. Ни сюжета, ни намека на тему этюда мы не получали. И тут происходило любопытное явление: если человек был одарен от природы, его темперамент, фантазия, потенциальные актерские возможности поневоле сообщали бессюжетному этюду какой-то смысл.

‹…›

В чем же заключались основные принципы нашей мастерской? Чего мы добивались? Пожалуй, главным было для нас воспитание актера нового типа, натренированного, безукоризненно владеющего профессиональными навыками, способного в любых условиях, в любую минуту выполнить перед аппаратом задание режиссера. Исходили мы из того, что кино — это своего рода индустрия, где актер не может позволить себе роскошь настраиваться полчаса, входить в роль, он должен собираться мгновенно и выложить все, что от него требуется. Путь, которым вели нас наши мастера, был спорным, и сама жизнь вскоре опровергла их идеи. Но это стало ясно гораздо позже, а тогда мы верили в свою систему, и ни голод, ни холод не могли отнять охоту посещать мастерскую и отдавать ей весь день, а если потребуется, и ночь. Не скрою, для меня немалую прелесть составлял горящий камин, который хорошо согревал нас в эту тяжелую зиму, и великолепный ковер, на котором я самозабвенно кувыркался.

Как бы ни были далеки наши теоретики — Сверчков и Александров — от реальных требований кинематографа, совместными усилиями мы приближались к некоему профессиональному уровню. Мы «наколотили» технику мастерства вместе с шишками на своих боках во время постоянных, неутомимых тренировок. От святого усердия наши тела становились послушными и легкими. И, самое главное, мы постепенно привыкали к одним — эрмлеровским рукам, мы знали его вкус, на ходу ловили его мысль, понимали ее ход и развитие.

Мы наработали себе изрядную технику, против которой сразу же, как только пришел в наш коллектив, восстал Федор Никитин. Хотя спор наш носил принципиальный характер и за ним стояли разные актерские системы, в наших первых опытах уже созревали возможности для компромисса. Ведь мы никогда не ограничивались голой техникой, может быть, потому, что были еще очень молоды и обязательно снабжали ее своей собственной кровью, своей фантазией. С первых же практических шагов мы столкнулись с современным материалом, Эрмлер постоянно тянул нас на реалистическую бытовую подробность, и это тоже было нашей школой. От «пляски бровей», которой мы усердно занимались в КЭМе, очень скоро не осталось и следа. Как ни странно, но в нашей практике многое делалось, как говорят теперь, по Станиславскому. Откуда это бралось, ведь нас не учили? Должно быть, мы стихийно, интуитивно следовали природе актерской профессии, которую так точно понял и осмыслил этот мастер. ‹…›

Чтобы понять, как сложились дальше мои дела и, главное, наши отношения с Ф. Эрмлером‚ надо вспомнить одно происшествие, случившееся со мной перед самым уходом из института.

Жил я тогда на квартире у нашей бывшей студентки, которая снимала две небольшие комнатки и для облегчения расчетов сдавала мне одну из них. А я, в свою очередь, взял к себе еще двух ребят. Хозяйка наша кормилась уроками музыки, и в ее комнате стоял рояль, взятый напрокат в Музпреде. В конце учебного года эти два ловких парня рояль продали, и что интересно, тому же Музпреду, деньги пропили и с квартиры сбежали. Уезжал я, зная об этом грабеже, и даже успел провести кой-какое расследование. И хозяйка знала, кто над ней так зло подшутил, но по институту пополз слух, что я в этом деле тоже замешан.

Должно быть, поэтому, Эрмлер, как только я вновь появился в институте, позвонил в милицию и потребовал, чтобы меня арестовали. Меня взяли, сняли по всей форме отпечатки пальцев, сфотографировали в фас и в профиль и, продержав до вечера, выдали документ о том, что я никем не разыскиваюсь, никакого дела на меня не заведено и что произошла ошибка. Когда я вернулся, Эрмлер принял меня, как близкого человека, и для начала хорошо накормил. Стал я ему жаловаться на самоуправство милиции, а он:

— Это ты меня поблагодари.

— За что? За то, что выпустили?

— Нет, за то, что арестовали...

И почему-то у меня не было ни злобы, ни возмущения против этого человека, хотя он причинил мне с первого же шага столько неприятностей.

— Ты меня должен понять, — сказал Эрмлер.—О тебе бог знает что рассказывали, а ты опять в институт поступаешь. Я должен был принять какие-то меры. Я же чекист.

Гудкин Я. Рядовой кэмовского отряда // Фридрих Эрмлер: Документы, статьи, воспоминания. Л.: Искусство, 1974.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera