<...> С 6-летнего возраста воспитывалась матерью — так же, как и двое моих сестер. Мать была шляпочница, и, так как ее торговля шляпами не дава­ла достаточных средств к существованию, она дополнительно «подкрепля­лась» сдачей внаем комнат — части нашей квартиры. Как-то получилось так, что нашими жильцами были исключительно приезжающие в Баку на гастроли крупные актеры. Вероятно, эта среда людей от искусства и сыграла ту роль, что с самых ранних лет я ни о чем другом не думала, как о работе в искусстве.

Гимназия не оставила ничего, кроме возрастающей ненависти к ней вплоть до сегодняшних дней, за то, что не дала никаких дельных знаний и не научила работать. Совершенно естественно, что приход революции я встретила как возможность раскрепощения от ненавистной гимназии, глав­ным образом; и радовалась со всеми, главным образом потому, что могу учиться тому, чему хочу, и мне не испортит жизнь отсутствие аттестата.

В 1920 г. после приемных испытаний я была принята на 1-й курс только что открывшейся Государственной азербайджанской драматической студии в числе 106 человек, из которых половина была тюрки, для которых препо­давание велось на тюркском языке. <...>

После этого экзамена я была единственной, по­лучившей приглашение в три театра: Государственный бакинской драмы, руководимый Полонским, театр Сатирагит, руководимый тогда Пессими­стом, и в находившийся в то время в Баку гастрольный театр «Красный фа­кел», руководимый Татищевым.

Я уехала с театром «Красный факел». Через очень короткий промежу­ток времени я заняла одно из ведущих положений в театре.

Не лишним будет сказать, что большинство ролей, которые я играла, были роли детей, и уже тогда начавшееся систематическое наблюдение за ребенком положило основу тому интересу, который вылился позже в созна­тельное желание работать именно в детской кинематографии.

Проехав с театром целый ряд крупнейших городов и поработав в нем немногим больше года, я считала, что стабилизировавшийся репертуар те­атра не дает мне возможность расти и развиваться дальше. И совершенно естественно стремилась в Москву, не только для возможности поступить в какой-либо из столичных театров, но — как тогда стремилась вся молодежь к Москве как к культурному центру. Однако пришлось проездом, в связи с зимой (одежды теплой не было для Москвы), остановиться в Одессе, где и поступила в Госдраму на больше чем скромное положение, рассчитывая как-нибудь перебиться до весны. После одного из выступлений мне пред­ложили договор на Одесской кинофабрике. Замужество закрепило меня в Одессе.

Работа в кинематографии в качестве актрисы меня совершенно не при­влекала, так как я считала, что кинематограф лишает актера его важнейше­го орудия — слова. Режиссер П. И.  Чардынин, бывший моим мужем, чрезвы­чайно действенно старался вовлечь меня в работу в качестве его помощни­ка — вначале по литературной части. Надо сказать, что в то время (1923-й —  год начала развития украинской советской кинематографии) на кинофабри­ке работали всего две группы: Чардынина, который считался ведущим, и Лундина. Состав группы был из людей, в кинематографии раньше не ра­ботавших, чрезвычайно низкий по культурному уровню. Естественно, что мой культурный багаж в то время — не только в области искусствоведе­ния — дал мне возможность разносторонне помогать Чардынину в работе. Начало обучения моему «ремеслу» произошло таким образом: по двум сериям картины «Укразия» было заснято 12 тыс. метров негативной пленки. Все это находилось в невообразимом хаосе ввиду вообще такого состояния в то время фабрики, и за разбор материала Чардынин сел сам. Взяв в руки кусок пленки, он показал мне, как ее резать на куски, нумеровать и сорти­ровать по полкам.

С тех пор я работала с ним беспрерывно по всем картинам.

Нужно сказать, что еще в бытность мою в студии я была так называе­мым «черновым» режиссером.

До начала 1929 года Чардыниным было поставлено 11 картин. По мое­му предложению, когда снимались две серии «Тараса Шевченко», был снят специальный вариант для детей (кажется, в 1925 году).

К 1929 году мое желание работать в области детских фильм сознатель­но и идейно сформировалось для меня. Стремление же в Москву не прекра­щалось никогда. О детской фильме в те времена на Украине нечего было и думать, и я полагала, что Москва — ведущая во всех отношениях — что-то делает и в этой области работы также.

В 1929 году я поселилась в Москве и выяснила, что детской фильмы как самостоятельной области работы не существует. Каждому надо быть пио­нером за свой страх и риск; кроме того, дело требует и агитации, и пропа­ганды, и стягивания общественных и производственных сил.

Все это было очень трудно. Я начала с общественной деятельности, со­знательно не стремясь тут же на производство, и одновременно был организован т. Волковым — киносовет при Наркомпросе, в состав которого я во­шла, и мною была организована «детская секция» при АРРКе. В то время и та, и другая организации не сыграли решающей роли, но это была первона­чальная «консолидация сил» и общественный «бередитель» общественно­го внимания к детской фильме. Тогда же при моем участии и как журнали­ста, и как организатора был выпущен специальный номер «Кино-газеты», посвященный вопросам детского фильма.

В 1930 году мною был написан первый школьный сценарий — как учеб­ное пособие на с.х. материале — «Кто важнее — что нужнее». Фильм был по­ставлен «Востоккино» и получил очень хорошее признание и оценку не только в прессе и у педагогической общественности, принявшей его как первое настоящее пособие комплексного преподавания, но и был признан в то время как агитационный политический фильм и пропагандистский агро­культурный, размножен в 60 копиях (по тому времени это было очень мно­го) и брошен на сельскую сеть.

После этой работы мне, как определившемуся режиссеру, был предло­жен «взрослый, настоящий» фильм. Я отказалась, мотивируя принципиаль­ным желанием работать в области детского кино, и, несмотря на прекрас­ную аттестацию обо мне производства, была уволена «за невозможностью использования».

Дальнейший период жизни весь определяется тем, чтобы найти себе место на производстве в качестве режиссера детской фильмы. Опускаю все перипетии этой чрезвычайно действенной борьбы и закончу на том, что в 1931 году. был мною написан сценарий «Рваных башмаков», постановка кото­рых была закончена в конце 1933 года.

Архив М. А. Барской // Музей кино. Машинопись. Не датировано; предположительно написано в 1934 г. Цит. по: Киноведческие записки. 2010. № 94-95.