Многие режиссеры, снимая детей, часто озвучивают их голосами взрослых актрис-травести, делают это вполне профессионально, если нужно, исправляя попутно дефекты детской речи, отыскивают более точные и выразительные интонации. В результате получается совсем неплохо, иногда даже вполне хорошо. Так что зритель и не замечает этого обмана.
Я обычно строго придерживаюсь определенного правила: кто снимался, тот и должен себя озвучивать. Детей, за редким исключением, всегда стараюсь снимать синхронно (записывать речь одновременно со съемкой). Никакая «тетенька» никогда не сможет заменить мне ребенка... Это же не театр, а кино. В нем все должно быть по-настоящему. Можно ли представить себе, что вместо детей мы будем снимать взрослых актрис? Абсурд! Впрочем, была у нас феноменальная актриса Янина Жеймо, сыграла девочек в нескольких фильмах. Единственная в своем роде, других не припомню.
В начале работы над фильмом «Это мы не проходили» нам никак не удавалось найти девочку для одной из центральных ролей школьницы Милы Ходзицкой. Этой сложной, тонко чувствующей натуры, с богатым внутренним миром, чистой и трепетной девочки... ‹…›
Сыграть эту драматическую роль, наполненную переживаниями, так тонко и любовно выписанную в сценарии драматургом, было делом далеко не простым. Здесь необходимо было найти девочку с характером, приближенным к задуманному сложному и многоплановому образу нашей юной героини. Способную прожить ее жизнь, как свою собственную.
Искали долго и тщательно. Находились одаренные девочки, но все они, как нам казалось тогда, не смогли бы выразить всей полноты чувств и переживаний, наполнявших Милину душу. Не доросли еще до их понимания, выглядели по сравнению с Милой нравственно отсталыми несмышленышами.
Как-то в студийной раздевалке я оказался рядом с девочкой, на которую невольно обратил внимание. Ей было лет двенадцать-тринадцать. Хотя пришла она, как видно, впервые, но вела себя весьма самостоятельно, словно взрослая, не обращая внимания на сопровождающую ее молодую маму, по всем признакам актрису. Нисколько не смутилась, когда гардеробщица отказалась принять у нее пальто: «Мы раздеваем здесь только взрослых. Пусть мама отведет тебя в детскую комнату». В ответ на это девочка чему-то загадочно улыбнулась «про себя» и пошла впереди матери. Внешне она ничем не была примечательна, самая обыкновенная девочка, и все же чем-то обращала на себя внимание. Может быть, тем, что одета была не так, как обычно одеваются дети, а скорее по-взрослому, и в ушах кокетливо висели сережки.
Вскоре, к моему удивлению, я увидел этих посетительниц у себя в режиссерском кабинете. Они были вызваны к нам на картину и в действительности оказались никакие не мама с дочерью, а подружки из одного театра — обе актрисы ТЮЗа. «Мама», как и полагалось, ростом была гораздо выше своей «дочери», зато моложе ее по возрасту, что казалось совсем неестественным.
Предполагалось, что «девочка» сможет сыграть у нас роль Милы Ходзицкой. Для этой цели она и была к нам приглашена. Так непохожа была она на обычную травести! Даже при более внимательном придирчивом рассмотрении и ближайшем знакомстве внешний вид «девочки» ни у кого не вызывал сомнения. Я умышленно знакомил актрису со многими моими коллегами режиссерами, и те сразу же начинали разговаривать с ней «посюсюкивая», как обычно разговаривают с «дитем». И удивлялись, почему я обращаюсь к ней на вы. Считали, очевидно, что это один из обычных педагогических приемов режиссера, постоянно работающего с детьми, свидетельство его уважения к личности ребенка.
Меня терзали сомнения — как быть? Ведь экран неминуемо увидит то, что может не заметить обыкновенный человеческий глаз. Лицо, увеличенное экраном в несколько десятков раз, когда становится ясно видно все, каждая ресничка на глазах, не сможет ничего скрыть. Благодаря чему любой зритель отличит взрослого человека от девочки, и мы будем неминуемо разоблачены. А главное, каким бы ни был подлинным внешний вид, это еще мало что значит. Гораздо сложнее внутренне перевоплотиться взрослой женщине, стать на экране девочкой, сыграть детский возраст так, чтобы это было естественно и органично, без тени «притворства».
На предварительных репетициях Таня Канаева, так звали актрису, доказала, что и это возможно. Она оказалась актрисой редчайшего таланта и одновременно незаурядной человеческой личностью. Эта ее незаурядность становилась непосредственным качеством Милиного характера, чего мы так хотели. Единственной нашей просьбой к актрисе было: «Не старайся играть девочку (сказывалась тюзовская практика), оставайся сама собой, такой, как в жизни».
Серьезные и обстоятельные пробы полностью убедили нас в возможности столь рискованного эксперимента. Надо попытаться, «чем черт не шутит»! Однако сразу же договорились, пусть это будет нашей тайной, пусть говорит за себя только экран. Мы прекрасно понимали: если заранее знать, что вместо настоящей девочки в фильме играет взрослая актриса, неминуемо у любого зрителя возникает своеобразный психологический барьер, который трудно будет преодолеть, как бы хорошо актриса эту роль ни исполняла.
Редактор, мой постоянный и верный «душеприказчик», которой я всегда и во многом доверял, первой посмотрела пробы. Из всех кандидаток больше всего ей понравилась Таня Канаева. Актриса выгодно отличалась от остальных. Это была обычная девочка и вместе с тем личность с ярко выраженным цельным характером. Редактор не знала нашего секрета.
— Где вы нашли такую способную девочку? — спросила она после просмотра.
Я торжествовал. Обман удался. Она ничего не заметила.
— Это не девочка, — не удержавшись, захлебываясь от удовольствия, стал рассказывать я, — это взрослая актриса, никому еще не известная, работала в провинции, только-только определяется в театр... — Я мгновенно «раскололся» и невольно раскрыл наш секрет.
— Вы шутите. Не может этого быть, — редактор искренне удивилась. И тут же усомнилась в возможности такого эксперимента. — Хорошо, конечно, но... Травести... Вы же сами прекрасно понимаете, пробы — это еще не доказательство. Впереди картина... Значит, на сей раз собираетесь изменить своему основному принципу — «в кино все по-настоящему»? Зря!
День, когда художественный совет утверждал наши актерские пробы, я хорошо запомнил. Первой говорила редактор. Понимая всю ответственность происходящего, она раскрыла наш секрет. И тут же все засомневались. Все до одного. «Помилуйте, да как же это возможно?» Я остался в полном одиночестве — один против всех.
И все же твердо решил снимать Таню Канаеву. Это не было упрямством. Нет. Я был убежден, что подобную роль не сможет исполнить обычная девочка, будь она хоть трижды одаренной актерски. Надо рисковать! Правда, до принятия этого окончательного решения еще раз показал пробы нескольким режиссерам, не посвященным в историю вопроса. И у них не возникло никаких сомнений в правильности моего выбора. Значит, и у зрителей не возникнут такие сомнения, тем более что лицо актрисы пока еще никому не знакомо — впервые появится на экране.
И теперь, спустя много лет после выхода картины на экраны, я убежден, что был прав, и очень рад, что не сдался тогда. ‹…›
Рассказывая об одном из важнейших этапов работы над фильмом — выборе детей-исполнителей, — мне показалось возможным и даже в некотором роде полезным привести здесь и этот исключительный пример «в назидание потомству», когда возраст актрисы совсем не соответствовал исполняемой ею роли девочки тринадцати-четырнадцати лет. Отнюдь не как пример для подражания, а скорее как предупреждение в исключительности рискованного эксперимента. Как еще одно доказательство, что не бывает правил без исключения и в кинематографе. И это относится к очень многому в нашей творческой работе.
Фрэз И. С каждым по-разному // Искусство кино. 1981. № 3.