Мы шлепали босыми ногами по холодному песчаному пляжу Финского залива. Стояла белая ночь предвоенного Сестрорецка. Мы наперебой читали вслух стихи — Блока, Маяковского и даже Елены Гуро.
Отбросив камешек ногой в воду, чтобы прикрыть смущение, я сказал белым голосом: «Что-то я не понимаю Пастернака». Он резко остановился, видно было, что волна возмущения подступила у него к горлу: «А ты „Марбург“ помнишь?»
И не дожидаясь ответа, он начал читать строфу за строфой. Когда он дошел до знаменитого четверостишия:
В тот день всю тебя, от гребенок до ног.
Как транш в провинции драму Шекспирову,
Носил я с собой и знал назубок.
Шатался по городу и репетировал.
Холодок пробежал у меня по спине, я осознал свое невежество, поэт стал раскрываться для меня со всей притягательностью своего гения и стал с тех пор своим навсегда.
Умение заразить, увлечь, заставить любить поэзию, литературу — особый драгоценный дар. Им обладает Леонид Захарович Трауберг. Скольких таких же, как я, глухих, непонимающих, обогатил он, заразил своей увлеченностью, энциклопедичностью знаний, а главное, любовью к искусству во всей его широте. Отсюда и второе его свойство — педагога, организатора. Он талантлив щедростью, ему не терпится все, что он сам знает, все, что так интересно, отдать другим — особенно молодежи.
Поэтому с самых юных лет, уже с конца двадцатых годов, он руководит киноотделением Ленинградского техникума сценических искусств (где мы с Козинцевым — в совсем еще «щенячьем» по нынешнему исчислению возрасте работали педагогами под его началом). Поэтому столько воспитанников режиссерских курсов «Мосфильма» и Союза кинематографистов должны быть ему признательны за все то, что он вложил в их учебу, в формирование их мастерства.
Вместе с Козинцевым он был вдохновителем ФЭКСа — фабрики эксцентрического актера, объединения талантливой молодежи, подозреваемой некоторыми критиками в «форуализме» Временами эти обвинения звучали нешуточно и стоили много крови, но «подозреватели» рассеялись, а фильмы остались, и время расставило все по своим местам.
Жестоко и несправедливо раскритикованный при появлении, фильм «Новый Вавилон» в недавние дни юбилея Парижской коммуны оказался единственным во всем мире произведением, достойным этой темы. С триумфом он был показан на Парижском фестивале 1975 года в сопровождении оркестра, исполнившего восстановленную партитуру Д. Шостаковича — его первый и блистательный опыт содружества с кино.
О долголетии фильмов «эпохи ФЭКСа» знаю и по своему опыту. Однажды Анри Ланглуа, недавно скончавшийся, создатель французской синематеки и пропагандист советского кино, предложил мне сопровождать его в город Тур, где в местном киноклубе он должен был прочесть доклад о классических фильмах. Он взял с собой два фильма — «Человек с киноаппаратом» Дзиги Вертова и «Шинель» Козинцева и Трауберга. И как мне радостно было беседовать после просмотра с молодыми рабочими, студентами, педагогами, для которых открытием стало творчество советских режиссеров, а через их фильм — и Гоголь и Тынянов.
А по «подозрительному» ФЭКСу в целом была созвана летом 1972 года специальная научная сессия во Флоренции с приглашением обоих режиссеров По возвращении с нее один из участников, Г. Козинцев, писал мне со свойственным ему юмором:
«Я ждал каких-то новых похождений Остапа Бендера де Пари э де Венпс. Ничего подобного. Сверхсолидно, суперакадемично. Дух захватывает. Заседания в зеркальном зале дворца Дельфино с плафоном Тьеполо, профессора из Рима, Палермо, Неаполя, критики из Парижа, структуралисты, архитекторы, литературоведы... И так мало живого ощущения времени. Разумеется, хорошо, что мы вошли в научный обиход, что изучают фильмы, пишут доклады, но как-то кажется, что все это не про нас, а про кого-то другого. И Тынянов непохожий, и „манифесты“ наши — их разбирали фразу за фразой (в том числе и твою статью)...
Но особой сенсацией был фурор Герасимова в „С. В. Д.“: вот актерская школа двадцатых годов, антипсихологизм, структурализме!) и т. д. Выходит так: полжизни меня убивали „за формализм“, теперь возносят на небо „за формализм“...
Представь себе, что удивительно трудолюбивый малыш из Милана восстановил в записи всю „Женитьбу“. И работы, и добросовестности было очень много. Но как им понять это время?»
А время было действительно удивительным. Это была молодость революции, призвавшей в свои ряды, и не в качестве попутчиков, а бойцов, целое поколение молодых художников. Среди них Козинцев и Трауберг сражались в первых рядах. Такие фильмы, как «Одна», «Юность Максима», «Возвращение Максима», «Выборгская сторона», стали знаменем революционного кино. Не забудем, что поставлены они по оригинальным сценариям, и здесь можно по праву имя Трауберга поставить на первое место. Впрочем, бесплодное занятие — пытаться установить, кто и что определял в этом содружестве — всякий, кто работал вдвоем, знает, как неразделим в творческом процессе вклад каждого. В конечном — результате важно, что именно они накрепко вместе вошли в историю мирового кино и стали в ней нашей гордостью.
Но я настаиваю и на том, это Леонид Трауберг как самостоятельный режиссер является автором почему-то совершенно недооцененного фильма. Когда возникла мода на фильмы-спектакли, ему одному удалось нечто удивительное. С артистами МХАТа он поставил «Мертвые души», но так, что создал — не только сохранив, но и умножив мастерство актеров- не копию спектакля, а увлекательный, подлинно кинематографический фильм, что особенно трудно, если учесть к тому же сложнейшую для всякой инсценировки структуру гоголевской поэмы.
Необходимо немедленно вернуть этой картине жизнь и особенно показать ее миллионам зрителей на голубом экране, и я знаю, они будут потрясены не только игрой Ливанова, Кедрова, Зуевой, но и восхищены тонкостью и изобретательностью кинотрактовки режиссером.
Леонид Трауберг-постановщик неотделим от драматурга, теоретика, педагога, эрудита. Скоро выйдет его книга о режиссуре, он задумал другую — о великом Д. У. Гриффите; он является автором нескольких высокопрофессиональных сценариев, он сочиняет статьи, в которых открывает незаслуженно забытых авторов; и по-прежнему беседы с ним, живое общение с его талантом приносят пользу и радость новым поколениям художников, как это было на всем протяжении и нашей с ним веселой и увлекательной дружбы.
Юткевич С. Драгоценный дар художника. Леониду Траубергу — 75 // Искусство кино. 1977. № 3.