Весной 1965 года Динара Асанова должна была снимать свою курсовую работу. Выбрала для нее замечательный рассказ Юрия Казакова «На полустанке». Написать сценарий по такому рассказу было чрезвычайно сложно, но Динара сделала это сама, не прибегая к помощи сценариста, и сценарий был утвержден для курсовой Михаилом Ильичом, хотя и он предупреждал ее о существующей опасности: слишком многое тут определяла неуловимая, но терпкая атмосфера казаковской прозы, атмосфера действия, сложные, глубинные описания душевного состояния всего двух героев, парня и девушки.
— Это очень трудно воссоздать на экране, — сказал Михаил Ильич. — Даже мастеру. Но, если хочешь, рискуй.
Таков был Михаил Ильич — он никогда не диктовал свою волю студентам. И такова была Динара — с самого начала своей творческой жизни она жаждала (именно жаждала!) поиска и риска. И наверное, потому ее творческая биография складывалась так непросто.
Начались трудности. Актер (студент актерского факультета Лукьянов), которого Динара хотела снимать в главной роли и с которым уже начала репетировать во вгиковской аудитории, неожиданно заболел и дальше работать не мог. А нужно было выезжать в экспедицию под Москву. Картина снималась на базе учебной студии ВГИКа, сроки сжатые, денег мало, съемочная группа — маленькая, и ждать, пока Лукьянов выздоровеет было нельзя. И вот в коридоре ВГИКа, когда я торопился по своим делам, вдруг меня остановила Динара Асанова и, поздоровавшись, спросила без предисловий:
— Будешь сниматься в моей курсовой?
— Ты очумела, Дика, какой из меня артист?
— Выручай, а? Лукьянов заболел, а больше никто на эту роль не подходит.
— А что ты собралась снимать?
— «На полустанке» Казакова.
— Там ведь здоровенный парень должен быть, деревенский бугай, а из меня какой бугай?
— Это внешнее, — возразила Динара. — Да и ты не слабенький. А сыграть ты сможешь. Ну, давай рискнем? И требовательно уставилась на меня своими угольными, горячими глазами.
— Пропадешь ты со мной, Дика, — с некоторым испугом проговорил я, хотя все мы в душе артисты и посмотреть на себя на экране так заманчиво.
— Мне и так и так пропадать, — улыбнулась Динара. — А ты сыграешь, у меня чутье.
— Ну, давай... А девушка кто?
— Алла Мещерякова, с четвертого актерского. Ты ее знаешь.
— Знаю... Ладно, давай рискнем.
— Не подведешь? И снова требовательный, прокалывающий взгляд. — Надо завтра выезжать в экспедицию.
— Поехали.
Тогда, в подмосковной деревне, мы по-настоящему подружились. Уж не знаю, как я снялся в этой курсовой, но Динара была довольна нашей работой, и мастера курса, кажется, тоже. Во время съемок в эту деревню приезжали ее сокурсники — помочь чем можно. Приезжал Сергей Соловьев, Зарик Хухим. Советовали, спорили, делали на съемках самую черновую работу.
Но главное было в другом — судьба свела меня с Динарой Асановой, и я всегда благодарен своей судьбе за это. Вечерами, после съемок, мы подолгу разговаривали, конечно же, строили самые отчаянные планы на будущее. Разумеется, мы понимали, что впереди нас ждут не только розы, но и тернии, не только победы, но и поражения. Но вот каковы они окажутся для каждого в отдельности, эти самые тернии? Для Динары Асановой поначалу, после окончания ВГИКа, они оказались слишком суровыми. Но об этом позже...
Из студенческой экспедиционной жизни, когда Динара снимала свою курсовую, особенно запомнился один случай. Он, как мне кажется, точно характеризовал сущность характера Асановой. Жили мы, как я уже сказал, в подмосковной деревне и к концу экспедиции порядком поднадоели местным парням. Их отношение к съемочной группе было смесью любопытства и задиристости. «Приехали, понимаешь, какие-то подозрительные типы и делают вид, что снимают кино. Да еще со съемочной площадки прогоняют, важничают. Подумаешь, московские штучки!»
И вот однажды у сельпо, куда я пошел за продуктами, меня остановили несколько поселковых ребят. Мне сказали что-то оскорбительное, я по запальчивости характера ответил, и, конечно, тут же вспыхнула драка. Мне пришлось бы довольно плохо, если бы не Динара. Какой-то мальчишка прибежал в дом, где жила Динара:
— Там вашего бьют!
И вот по деревенской улице с криком бежала худенькая девушка с головой, туго повязанной (на азиатский манер) белым платком. Выкрикивая что-то по-киргизски, она ворвалась в гущу дерущихся, всех растолкала, схватила меня за руку и повела прочь от деревенских ребят. Те оторопело смотрели нам вслед, но возобновлять потасовку никто из них не решился. Отойдя метров на десять, Динара вдруг обернулась к ребятам и гневно крикнула что-то по-киргизски, тут же добавив по-русски:
— Четверо на одного! Бессовестные!
А уже потом сурово выговаривала мне, словно провинившемуся школьнику, как мне не стыдно так себя вести. После этого случая мы жили в экспедиции еще дней десять. Местные ребята сменили гнев на милость, но по-настоящему с почтением они все же относились лишь к Динаре. В этом была она вся. Бесстрашная и очень справедливая. И если дружила, то за друга была готова в огонь и в воду. До сих пор сердце мое сосут боль, горечь, чувство вины, что в те времена, когда ей было особенно трудно, я не мог существенно ей помочь.
Володарский Э. Ее судьба состоялась / Воспоминания о Динаре Асановой // Динара Асанова. У меня нет времени говорить неправду: дневниковые записи, режиссерские заметки, статьи, интервью Динары Асановой и воспоминания о ней. Л.: Искусство, 1989.