Сначала на курсе М. И. Ромма нас было, по-моему, двенадцать. Потом кого-то отчислили, добавились иностранцы, и стало нас, кажется, десять. Динара с самого начала была одна. И не только потому, что остальные, меняющиеся и неизменные, все были мужского пола. Вообще, Динара была — нет, не одинокой все-таки, наверное, — но всегда отдельной.
Называли мы ее — Дика.
Дика и вправду поначалу была почти дика, что, впрочем, необыкновенно ей шло, она дикости своей стеснялась, и это ей тоже шло. Стеснялась она тогда вообще всего на свете. Говорила так тихо, что после каждой публично произнесенной фразы весь курс, не расслышав, орал:
— Что-о-о? ‹…›
Динара была очень молода, нежна, как только проклюнувшийся цветок подснежника. Что же до способностей…
Так называемые способности определялись у нас на курсе в обстановке зверской конкурентной свалки. Процесс творческого обучения шел как чемпионат по боксу. Каждый семестр на экзамене по мастерству кто-то кого-то особенно удачно посылал в художественный «нокдаун»; поваленный, открыв рот, мутно озирался, мужики в десять луженых режиссерских глоток звероподобно орали: «Шесть, семь, восемь…» Впрочем, оценки были хотя и безжалостными, но всегда справедливыми. Тон им задавали сам Ромм и сменяющиеся «лидеры». Дика в свалку не лезла. И правильно делала. Ее бы там без пользы раздавили. ‹…›
Динара не побеждала никогда. Смотрела на нас из угла, иногда улыбалась, казалось, знала что-то, но пока не хотела говорить.
Именно это обстоятельство, а также упомянутые выше ее юность и нежность постепенно останавливали на ней наш кровожадный блуждающий взгляд. Кому-то из нас она вдруг что-то рассказывала, чаще какими-то обрывками, из своего аульного младенчества, скажем, и обрывки эти почему-то застревали в голове.
Много писала, но никогда никому ничего не читала, рукописей не выкидывала, прятала, будто впрок. В пустом летнем общежитии однажды занялась живописью — без устали покрывала маслом внушительные по размерам холсты. И тоже никому не показывала. Опять стеснялась. Но не дилетантствовала. Законченные холсты тщательно сушила, обматывала тряпками, связывала в кипы, складывала за кроватью. Тоже, наверное, на потом.
Где они сейчас?
Ее молчаливость, застенчивость завораживали, обещая тайну. К ней потянулись с задушевными разговорами. Тут она тоже больше отмалчивалась, внимательно глядела и понимала. Это всегда по глазам видно, понимает человек что-нибудь в душевной жизни или нет. Динара понимала.
Что она понимала? Как? ‹…›
Я узнал, что она живет в Красной Пахре, часто бывает у Ахмадулиной. Чуть ли не дружат. Потом мне сказали, она в Ленинграде — снимает Визбора. Я изумился светскости новых Дикиных знакомств. Потом прислал письмо Юра Клепиков — спрашивал, кто такая Динара Асанова, вроде ей отдают сценарий «Не болит голова у дятла». Мы с Юрой были к тому времени уже довольно хорошо знакомы. Я написал ему все, что знал, как думал, по правде. Потом посмотрел картину. Картина показалась мне превосходной. «Вот он когда начинается Дикин „впрок“…» — подумал я.
И другие картины ее я смотрел, удивляясь и радуясь, хотя не все они мне лично нравились. Но как щедро плодоносило ее застенчивое таинственное молчание!
Мы встречались все на каких-то диспутах, пленумах, конференциях. Всегда в толпе. «Как дела!» — «Ничего! А у тебя?» — «Чего снимаешь?» — «Ерунду всякую, не смотри…»
Это она не жеманничала. Она вдруг резко стала очень взрослой. Застенчивость ушла, душевная стыдливость осталась, обострилась. Объявилась сухая воля.
— Дика, ты стала прямо как комиссар из «Оптимистической трагедии».
— Нет, я Дика из «Пессимистической комедии».
Когда это случилось, онемел и я. Вроде надо было на панихиде что-то сказать. Я не мог вымолвить ничего путного. Сказал, что Дика была тайной и осталась тайной. И не надо делать вид, что из этой тайны мы, знавшие ее, хотя бы что-нибудь по-настоящему знаем. Так я думаю до сих пор.
Иногда летом еду вечером по подмосковному шоссе. Встает туман, путается по кустам, вспыхивает серебряный серпик месяца, зажигаются звезды, переливаются, мигают. Может, не звезды — там высоко самолет? Нет. Это светит Дика. Маленькая дрожащая звезда…
Соловьев С. Дика // Асса и другие произведения этого автора. Книга первая: Начало. То да сё... СПб.: Сеанс; Амфора. 2008.