<...>
Но дело в том, что и к «Голливуду» фильм Михалкова имеет весьма сомнительное отношение. Цифры бюджета, тысячные массовки и англоговорящие дворники — обманчивы. По голливудским меркам тут все не так. Начиная с кастинга, который должен гарантировать кассу (Джулия Ормонд не работала ни с одним американским «мэйджором» с тех пор, как провалилась в «Сабрине»; гениального Ричарда Харриса в Америке никто не помнит; а имя «Меньшиков» и произнести-то никто не сможет). И кончая бесстыдством, которого у Михалкова для Голливуда маловато (как бы манипулятивен он ни был, он не склонен опускаться до нажимания кнопок на пульте управления зрителем, что музыка Эдуарда Артемьева, невыразительная, но «честная», доказывает еще раз).

<...>
Любовь в «Цирюльнике», если иметь в виду любовь мужчины и женщины, действительно не получилась. Мужчина — юнкер Андрей Толстой — и впрямь вышел тусклым и неорганичным. Кажется, Олег Меньшиков служит Михалкову последних лет некой точкой отталкивания или даже объектом (возможно, подсознательного) эксперимента, режиссер его постоянно испытывает: в предыдущем фильме — в поединке с самим собой, здесь — в борьбе с персонажем. И формирует свою эстетику на преодолении отчаянной самозащиты актера.
В Цирюльнике беда даже не в возрасте (Лоуренсу Оливье было 33, когда он играл 19-летнего Хитклиффа, а Черкасову — 35 в роли царевича Алексея). И не в отсутствии эротической страсти. А в отсутствии драматического персонажа, задуманного заведомо как «никакой» — молодой благородный российский «everyman». Меньшиков, которому не за что в характере ухватиться, спасается актерской техникой, которой у него много, и в результате, как сказали бы старые театралы, не играет, а «хлопочет лицом».
Что касается женщины, американки Джейн, приехавшей в Россию для того, чтобы, торгуя собой, помочь продать совсем уж ненужную — ни России, ни фильму — лесоповалочную машину, то из-за таких жизнь действительно не калечат и на каторгу не идут. Но Джулия Ормонд тут ни при чем — она отдала «Цирюльнику» все, что у нее было, и сыграла тут свою лучшую роль (такой воздушности, какой добился от нее Михалков, от нее не добивались ни Сидней Поллак в «Сабрине», ни Билле Аугуст в «Смилле и ее чувстве снега», ни малоизвестная за пределами Англии одаренная Анжела Поуп в «Заключенных»). Любовь не «сделана» в сценарии, не прописана как история чувств, не прожита в перипетиях сюжета.
Но вот парадокс. Соглашаясь с тем, что любовная линия в фильме не состоялась, я отнюдь не вижу в этом провала. Наоборот, мне кажется, что фильм удался несмотря на слабую love story или даже вопреки ей. Это потому, что он просто не про нее. И не про американскую цивилизацию, впилившуюся в наш муравейник. И не про то, каким должен быть в России порядок — с блинами, фейерверком и добрым царем.
<...>
Брашинский М. Из России с любовью // Сеанс. №17/18. 1999