Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
<...> На бульваре проспекта, пересекающего центр города, длинная сухопарая фигура Оболенского узнавалась издалека. Никому бы не пришло в голову, что они видят битого-перебитого, тертого-перетертого лагерника: подтянут, щеголеват, улыбчив. Левой рукой он придерживал ремень сумки, правой помахивал в такт легкой грациозной походке. Неистребимый актерский дендизм: привычка дарить себя публике всякое мгновение.
Я догнал его. Время обеденное, быстро сходимся на ресторане «Спорт», где днем цены чуть выше столовских. (Это время никогда уже не вернется: внукам мы вправе рассказывать, что коммунизм стоял на пороге, мы с ним «поручкались» — чтобы разойтись навеки).
Мне давно хочется расспросить Л. Л. об игровых фильмах, поставленных им в 20–30-х годах. Знаю, что немалым успехом пользовались «Кирпичики», «Эх, яблочко...». Но потом была «Трубка», история которой — страница легендарной «Киносталинианы». Сюжет прост и орденоносен. Пионеры находят в Туруханске курительную трубку, которую ссыльный большевик любил и холил. Привозят в Москву, приходят в Кремль. Вождь трубку признает, дети получают подарки, едут счастливые домой. Что не понравилось Сталину? Посмотрев фильм, он долго молчал, покуривая неэкранную, идентичную трубку, потом спросил: «Кто снимал?». «Оболенский, товарищ Сталин». Еще пауза... Кольцо дыма: «Хи-итрый режиссер...» И точка! Фильм закрыли, «хитрому» перестали давать постановки.
Потом на Свердловской киностудии Оболенский работал и в игровом кино, и в научно-популярном. Им сняты интересные познавательные фильмы, удостоенные наград и премий: «Люди пытливой мысли», «Тайна булатной стали», «Пленник железного кристалла» и др. Потом Л. Л. переехал в г. Миасс, что на южном Урале, где ему дали наконец отдельную двухкомнатную квартиру. И так получилось, что именно в этот момент человека, отправившегося, по существу, на покой, «заметили» мосфильмовские режиссеры. Открыли вновь его неповторимое, чарующее актерское обаяние, его уникальный талант.
Началось с фильма «Вид на жительство», где он представил тип русского эмигранта, постаревшего, с лицом-маской той самой аристократической породы. Кинематограф словно спохватился: где все мы были раньше? Приглашения следовали одно за другим. К упомянутым мной можно добавить «Молчание доктора Ивенса», «Чисто английское убийство», «Дорогой мальчик» и др. А мне лично кажется, что с наибольшей, пронзительной трогательностью замечательным артистом создан образ старика-пенсионера, коллекционирующего часы, которого дети не хотят брать в семью и «спихивают» в дом престарелых.
Прикованный к креслу-каталке, герой Оболенского мало произносит слов, но слезы, стоящие в магнетически-выразительных глазах, способны растопить любой булыжник (вместо сердца) в груди телезрителя. Нет, я выделяю этот фильм не потому, что был его редактором и сам придумал ему название «На исходе лета» (режиссер Р. Мурадян). Представленный в Италии на форуме телефильмов, он был отмечен премией за лучшее исполнение главной роли: Леонид Оболенский стал героем и кумиром фестиваля.
Я еще потому вспомнил кресло-каталку, что перечитал сейчас последнее, полученное мной в Одессе, письмо Леонида Леонидовича. В ролях есть всегда элемент провидческий, судьбоносный — для актера:
«Мне уж не бывать в Одессе. Сломал ногу в шейке бедра. Полгода уже не хожу, а ползаю, в ожидании, когда отломанная лапа прирастет к моему старческому скелету. Ее для крепости прибили... гвоздями. Три вылезли, не прижились, а девять сидят и покалывают: „Не шевелись!“ Выдернут их только в октябре. Тогда буду учиться ходить. По комнате...»
...Л. Л. не любил процедуру похорон. Уклонялся от почетного караула, не сопровождал покойника на кладбище.
Как-то обмолвился: «Я уже все продумал и договорился с Чулковым (звукооператором). Когда все соберутся у гроба, Чулков нажмет кнопку, и вы услышите мой голос: «Братцы, кончайте эту канитель! Я отлично понимаю, как вам скучно и тошно стоять у моего синего носа. Везите меня скорее на кладбище, закопайте и возвращайтесь на студию. Помяните по русскому обычаю, и я чертовски жалею, что не могу выпить вместе с вами. Ваш Оболенский».
В его устах сказанное не звучало кощунством. Этого человека жизнь слишком часто сбивала с ног, и он снова «учился ходить». И учил ходить других.
Хомяков О. Ваш уходящий объект... // Культура. 1993. 11 июня. С. 12.