Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Юрий Тынянов в знаменитом вступлении к «Смерти Вазир-Мухтара» писал о людях «двадцатых годов с их прыгающей походкой» — имея в виду не только второе десятилетие ушедшего XIX в., но и современные ему 1920-е гг. По этой прыгающей походке мы узнаем людей нашего революционного кинематографического авангарда. Недаром же Леонид Оболенский именно на занятиях по чечетке свел знакомство с Сергеем Эйзенштейном, которого затем привел в кино. Оглядываясь в 1920-е гг., мы всех их застаем в невероятных позах; они делают кульбиты, бьют чечетку, крутят колесо, ходят на руках, стоят на голове. На голове стояла сама эпоха, и молодые с удовольствием вторили ей. Когда эпоха изменилась — многие из них вступили в нее победоносно, с орденами на лацканах, но их походка стала другой. Неспешной, степенной. Сокровенное желание пройтись колесом лишь изредка просвечивало в эксцентричных выходках Ивана Пырьева, безумных речах Марка Донского, иронических эскападах того же Эйзенштейна.
Пожалуй, единственным человеком, кому и захотелось, и удалось оставить походку прежней, был Оболенский. Он расплатился за это сполна и знал загодя, что расплатится. Блистательный актер, очень крепкий постановщик, он в начале 1930-х гг. стал гениальным звукорежиссером: партитуры «Окраины» и «Великого утешителя» по сей день остаются образцами работы со звуком в мировом кино. Но режиссерская карьера не заладилась, не попал в обойму. Оболенского репрессировали — к счастью, ненадолго — в конце 1930-х гг. После освобождения он почел за благо уехать в Среднюю Азию. Но прыгающая походка была ему суждена. Во время войны попал в плен, бежал из плена, оказался в православном монастыре. Скрывался там. После войны ему это припомнили — и припоминают до сих пор.
Вернувшись из лагеря, он понял, что в Москве делать нечего. Немного поработал на Свердловской киностудии. Увлекся телевидением, уехал в Челябинск. Там обосновался и зажил своей жизнью, смысл которой был понятен одному ему, забытый почти всеми — уцелевшими соратниками, пугливыми историками, нелюбопытными потомками. Но в 1970-е гг. его породистое лицо вновь замелькало на киноэкране — и выяснилось, что Оболенский по-прежнему представительствует именно от официально прославленных и втайне проклятых 1920-х гг.
Те родовые черты, что были свойственны большинству из поколения Оболенского, теперь принадлежали одному ему, его уникальной индивидуальности. Ему достаточно было просто присутствовать на экране: в любом его жесте, в самой мимике этого красивого — еще более красивого, чем в молодости, — лица говорили порода, судьба и опыт. Он продолжал мыслить: его дневниковые заметки, его блистательная переписка 1970-х — 1980-х гг. тому свидетельство. Уже в 1980-е гг. он позволил себе последний отчаянный кульбит: стал мужем молодой прекрасной женщины. И в этом качестве сделался героем нескольких документальных картин. При жизни и после смерти.
При жизни вышел «Ваш „уходящий объект“ Леонид Оболенский», где он сыграл, возможно, свою самую блистательную роль. После смерти было «Таинство брака» — лирическая новелла о нем и его жене Ирине.
Марголит Е. Умер Леонид Оболенский // Новейшая энциклопедия отечественного кино: в 7 т. Т. 5: Кино и контекст. 1989-1991. СПб.: Сеанс, 2004. С. 556-557.