«Кирпичики» (1926)
Изображение рабочего быта является одной из важнейших задач сегодняшнего дня в советском кинопроизводстве. Необходимость производства картин за рабочей жизни подчеркнута даже в специальном постановлении Наркомпроса. Действительно, рабочий класс имеет право потребовать от своего советского кино, чтобы ему показывали человеческие горе и радость не только в переживаниях американских героев, но и в образах, взятых из близкой и несравненно более интересной ему своей рабочей жизни, в обстановке знакомого трудового быта. Неумение ее отобразить на экране до сих пор приводит к тому, что у нас почти нет картин из рабочего быта, несмотря на то, что митинги, демонстрации, вид фабрики и ходульные «герои-рабочие» вставляются почти в каждую советскую картину и набили оскомину своим однообразием.
В этом отношении картина «Межрабпом-Руси» «кирпичики» — большой шаг вперед. Правда, к рабочей жизни здесь подошли через «Кирпичики», популярнейшую уличную песенку, в расчете, может быть, на эту уличную известность темы. Но картина сделана серьезно, тщательно, тема не опошлена. В этом немалая заслуга постановщиков.
В то же время картина смотрится с большим интересом и пользуется успехом не только в рабочей аудитории, но и на первых экранах. Это показывает, что при умелом подходе картины из рабочей жизни и быта можно делать даже в плане больших «художественных» боевиков, что в поисках тем надо обращаться не только к «классическому репертуару», а и к современному быту.
Дубровский А. «Кирпичики» // Известия. 1926. № 14. С. 5.
Говорят — кино не умеет лгать. Неправда, лента «Кирпичики» лжет.
Говорят «Кирпичики» — тривиальная, пошленькая уличная песня. Неправда, — это вексель на популярность, выданный рабочими кварталами. «Кирпичики» — меньше всего нудная повесть «о любви и горести» Семена и Маруси, это большой эпический роман о миллионах семенов, это — сказ о годах борьбы, уложенный в 9 строф уличной песенки.
Эта плохенькая песенка стала социальным документом, на котором
расписались миллионы людей.
Массы сами выбирают себе торжественные гимны и ежедневные
песни. Массы (и не только обывательские) взяли себе, на известный
срок, «Кирпичики», как образ строительства. Когда мы станем,
страной индустриальной, массы найдут для себя другую песню — может быть, у Маяковского.
Постановщики не поняли значения этого документа.
Нельзя, не прочувствовав социальной основы образа, — развертывать
его в эпический сюжет. Нельзя ставить «Кирпичики», не поняв сначала, почему эту песенку поют обыватели и рабочие, моссельпромщицы и ответственные работники.
Кино на этот раз обмануло.
Оно показало кусочек коридора Смольного, со снующими людьми, но не дало Смольного! Экран показал Семена, вернувшегося на завод, но не показал — как «стал директором-управляющим на заводе товарищ Семен». Показал скверный кирпичный завод (удручающее зрелище!), но не дал «Кирпичиков».
Постановщик обокрал самого себя. Имея в руках такую крепкую вещь, как кирпичики,— ухлопать сотни метров на пошленькую историю с запиской, на доказательство, как нехорошо быть недобрым человеком«. Иметь возможность раскрыть картину того, как «пришла война буржуазная, зверел, обозлился народ и по винтику, по кирпичику растаскал опустевший завод» — и вместо этого «переживания». И в довершение всего — трогательный поцелуй.
«Кирпичики» рассыпались. Вместо густого бытового цемента, их склеили халтурным, сентиментальным синдетиконом. Вексель
не был учтен.
Жаль Попову и Бакшеева, — они хотели показать настоящего Семена и живую Марусю, но им не дали доиграть. Режиссер в финале устроил им неожиданную встречу и заставил поцеловаться насильно.
Асилов Ст. Кирпич и слякоть // Кино. 1926. № 2. С. 2.
«Эх, яблочко...» (1926)
Межрабпомовское «Яблочко» катится по Украине 1918 года. На протяжении 6 небольших частей — целый ряд самых разнообразных событий. Австрийские оккупанты, гетманская гвардия, банда атаманши Гапки, красные партизаны, — все они действуют на экране сразу. Первые кадры — волны морского прибоя. Это — дурной признак. Ряд плохих псевдореволюционных картин обязательно начинаются рокочущим морем и грозным девятым валом. Сюжетный сумбур, путанное действие, обрывки разных драматических манер подтверждают морское предзнаменование. Молодые режиссеры Доллер и Оболенский самоотверженно спасали расползающийся по швам сценарий. Их тактичная постановка, изобретательность отдельных кадров не спасают целого.
На подводных камнях сценария терпит крушение и госвоенкиновская фильма. «Когда пробуждаются мертвые» задумана, как рассказ о «невероятных происшествиях», имевших место в уездном городке. Комический эффект построен на воскрешении мнимого покойника. В гробу, где якобы находится тело поповского племянника, оказываются «графские» и церковные ценности. Когда племянник появляется в городке, обман разоблачен и порок наказан. Все это можно было бы показать лишь при наличии у режиссера обостренного бытового гротеска. Ничего этого в картине нет, она кажется механизмом с плохо пригнанными частями. Отсюда — случайные всплески смеха и огромные периоды зрительской скуки. <...>
Н. В. Новые кинокартины // Известия. 1927. № 7. С. 6.
<...> Намечает ли сценарий выдержанную линию такой фильмы? Думается, нет. Неудача ленты — следствие дурного сценария. В задачу сценариста входила необходимость преодолеть широкий размах инсценируемых событий, сведя их к компактному действию, но не нарушив углубленности и широты темы. Вот это оказалось не под силу. Сценарий сбивается на трафареты историко-революционной агитки и расползается по швам.
Режиссеры Л. Оболенский и М. Доллер спасали постановку аттракционами, эксцентрической подачей эпизодов. Есть прекрасно выполненные места. С необычайным темпераментом показано разудалое возмущение в кабачке, вызванное лихой музыкой «Яблочка». В целом ряде эпизодов обнаружены неистощимые (даже сверх меры) изобретательство молодых режиссеров и виртуозное чувство ритма. Но в результате, кроме этой кино-эксцентрики, ничего нет. Лента в лучших своих моментах носит характер эскизов какой-то неосуществленной картины. Фильма оказывается в положении настойчивой киногимнастики и бойких кино-упражнений. Там, где оканчиваются эти кинематографические «номера», кончается возможность смотреть ленту.
Ермолинский С. Кино // Правда. 1927. № 6. С. 6.
«Альбидум» (1928)
Сложная, но благородная задача в форме увлекательного киноповествования рассказать об открытии и о первых трудных победах нового советского сорта засухоустойчивой пшеницы. Материал для художественной картины несколько необычный, но по-настоящему серьезный, и хорошо, что он привлек внимание кинопроизводства.
Вот как начинается картина. Скромный захолустный агроном в годы поволжского голода на сухих, выжженных полях находит несколько уцелевших колосьев. Его увлекает мысль, что эти уцелевшие семена и являются образчиком крепкого, выдерживающего засуху сорта хлеба. Однако, попытки произвести в этом направлении опыты наталкиваются на глухую косность со стороны вышестоящих спецов. Только через несколько лет в колхозе, организованном беднотой, агроному удается доказать на деле правильность своих предположений.
<...>
Зритель не успевает познакомиться с интереснейшим материалом, потому что сценарий пытается охватить целый ряд вопросов, не заботясь о том, что сделать этого в одной картине нельзя.
Во второй половине фильма рассказывает о хлебной бирже в капиталистических государствах, о биржевых спекуляциях и биржевых дельцах и о новом сорте пшеницы, победившем в СССР и выходящем на мировой рынок.
Здесь в условиях сегодняшней экономической действительности важно подчеркнуть значение и смысл нашей экспортной политики, дабы массовый зритель не истолковал фильмы с точки зрения очередей в собственной булочной. Этого нужного (особенно для провинциального и крестьянского зрителя) разъяснения фильма не успевает сделать.
В качестве заключительного эпизода входит еще одна острая, злободневная тема — об экономической контрреволюции, едва не сорвавшей вывоз пшеницы за границу.
Нечего и говорить, что вторая половина сценария не менее первой обширна. Вот эта обширность материала, втиснутого в скупые метры одной картины, сделала ее художественно перегруженной.
Режиссер Л. Оболенский стремился сохранить масштаб вещи. Именно потому ему не удалось сосредоточиться на одной из этих тем. От этого пострадала простота и ясность логики повествования.
Ермолинский С. Кино // Правда. 1928. № 189. С. 6.
«Торговцы славой» (1929)
ОДСК провело в кинотеатре «Палас» обсуждение картины «Торговцы славой». Зрителей осталось процентов 35–40. Сначала количество записавшихся в прениях было не велико, но когда приехали режиссер картины т. Оболенский и актриса А. Судакевич диспут оживился.
Каждому из зрителей захотелось рассказать непосредственно постановщикам, что они сделали хорошо и что плохо. И рассказали:
Я смотрел эту вещь, говорит т. Ситковский (газ. «Заря Востока») на сцене. Ничего нового по сравнению с театром зритель в кино не получил, несмотря на то, что у кинематографии имелась возможность показать вещь по новому.
Тов. Новаков (зав. «Мемза») считает, что в картине хорошо сделаны
некоторые сцены, особенно в эпизодах войны, но этого мало. В деталях интриг между главными действующими лицами пропадает основная идея — спекуляция на патриотизме, для нее осталось лишь несколько кадров.
Тов. Булянек (МСПО) говорит, что типы коммунистов—мертвые. Сам Анри вместо активного протеста ходит и не знает, что ему делать. Анна Стэн не дала никакого образа, она бегает с места на место от одного мужчины к другому
Тов. Деликовский (Мосстрой) считает, что сейчас разбирать картину не целесообразно. Он предлагает послать протест Межрабпомфильму, чтобы последний не делал таких картин. Надо указать Межрабпомфильму, чтобы он побольше делал картин на актуальные темы, на материале нашей действительности.
На все это т. Оболенский ответил в заключительном слове. Вся беда
в том, говорит он, что картина переделана из пьесы, где нет ни коммунистов, ни социальных моментов, нет ничего, кроме отношений отдельных лиц между собой.
Резолюция, принятая на Собрании, отмечает нездоровый уклон Межрабпомфильма.
Е-в Н. Что сказали режиссеру // Кино. 1929. № 23. С. 5.