Тиману был предложен сюжет, который тот оценил мгновенно: раскрыть обществу тайные причины ухода великого старца из Ясной Поляны.
Уход Толстого — это ж на десятилетия тема и загадка! Это хотели ставить С. Ермолинский, А. Зархи, Г. Козинцев, А. Тарковский — пятьдесят, шестьдесят лет спустя.
Первым был — Тенеромо. Он и написал сценарий, а ставить фильм Тиман поручил Протазанову. Операторами назначил Мейера и Левицкого (переманил наконец!).
Поехали в Киев. Построили на Куреневке «Ясную Поляну». Начали снимать. И тут — первое предвестье успеха: толпы киевлян бегают смотреть «на Толстого» — артист В. Шатерников неотличим! Протазанов безошибочно определил главное звено: раз сюжет граничит с документальностью, значит, нужно документальнейшее сходство. Потому и художником пригласил Ивана Кавалеридзе, у которого был опыт работы над бюстом Толстого. Два-три часа перед каждой съемкой Кавалеридзе с помощью гримера Солнцева лепил Шатерникову надбровные дуги и шишки черепа, клеил брови и бороду. С такой же тщательностью О. Петрову перевоплощали в Софью Андреевну, а М. Тамарова — в Черткова. Много лет спустя Протазанов сказал, что это — один из самых блестящих примеров портретного грима в мировом кино. Да и по ходу съемок было ясно, что происходит нечто особенное: когда загримированный Шатерников, выбравшись из автомобиля, подошел к воротам Михайловского монастыря и заговорил с привратницей (Левицкий же, спрятавшись в кабине, начал снимать), — вдруг привратница с воплями понеслась прочь, умоляя господа простить ее, так как она впала в искушение и заговорила с отлученным от церкви нечестивцем (что он воскрес из мертвых, ее не удивило). В монастыре поднялся переполох. Шатерников прыгнул в автомобиль, шофер дал газ. Левицкий увез отличный ролик...
Он вообще работал с блеском, этот недавний ученик Мейера, а теперь его напарник — оператор Александр Левицкий. Он сумел так впечатать в художественный фильм хроникальные кадры, снятые Мейером в Астапове, что швы были не очень заметны. Он сумел показать наплывами все потусторонние «видения», которыми наградил великого старца Тенеромо, — двойная экспозиция была для 1912 года большим техническим откровением. Наконец, когда авторы фильма решили показать, как на небесах Толстой падает в объятия Христа, — операторы и тут не подкачали: сумели комбинировано снять шествие по облакам...
Работали долго. Наконец фильм «Уход Великого старца» — главная сенсация года и шедевр кинотехники — был готов. На предварительный просмотр Тиман пригласил членов семьи и близких друзей Толстого. аппарат затрещал. Софья Андреевна увидела, как она бежит к пруду топиться. Чертков увидел, как Лев Николаевич, доведенный им до отчаяния, рвет на себе волосы и вешается на шарфе... И тут главные антиподы яснополянской драмы впервые за много лет выступили единым фронтом: они потребовали, чтобы Тиман ни под каким видом не выпускал «этот пасквиль» на экраны.
В газетах вспыхнула дискуссия. Одни писали, что фильм клевета и надругательство над памятью Толстого, другие — что не может быть клеветой то, что и так известно всему миру. В отличие от своих защитников Тиман сразу понял, что дело проиграно. И он смирился, хотя картину с нетерпением ждали прокатчики, самый же предприимчивый из них, ростовчанин Ермольев, даже успел уплатить Тиману восьмикратную против обычной цену. <...>
Власти не захотели вмешиваться в историю с фильмом, хотя Софья Андреевна немедленно отправилась к московскому градоначальнику, а затем и к министру внутренних дел с просьбой, чтобы фильм уничтожили. Тиман сумел смягчить ситуацию; он сам положил фильм на полку: фирме грозила катастрофа, несоизмеримая с денежным ущербом.
Тем более что в деньгах Тиман не очень-то и проиграл. Во-первых, ермольевские сорок тысяч уже лежали в кармане. Во-вторых, картину с жадностью схватили расторопные западные прокатчики, на которых российские запреты не распространялись. И, в-третьих, в это самое время Тиман уже нащупал для своей фирмы литературный материал, который давал ему в руки настоящие... ключи счастья.
Аннинский Л.А. Лев Толстой и кинематограф. М., 1980. С. 73-75.