«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Имя Протазанова в эмиграции связано с именем Тимана, пожалуй, в большей степени, чем с именем Ермольева. Как отмечает биограф, вскоре после приезда Яков Александрович "встретил в Париже своих бывших хозяев—Павла и Елизавету Тиман«16 и между ними начался новый этап сотрудничества, приведший к созданию, по меньшей мере, трех фильмов, два из которых подписаны Протазановым.
Съемки первого из этих фильмов, «Смысл смерти», начались уже в январе 1921 года, то есть за полгода до съемок «Правосудия...» Таким образом, сотрудничество Протазанова с Тиманом началось еще до разрыва с Ермольевым. Нам не известны условия договора Ермольева и Протазанова, но ясно одно — представлять режиссера невинно-обманутым партнером в его отношениях с коварным продюсером было бы преувеличением. По-видимому, каждый из них искал новую точку опоры, и какими бы ни были Друг перед другом обязательства у кинематографистов в России, после эмиграции судьба надорвала прежние связи, выдвинув собственный контакт, условия которого четко сформулированы в названии фильма Годара «Спасайся, кто может! Жизнь».
«Смысл смерти» на сегодняшний день считается несохранившимся. Представление об этом фильме мы можем составить лишь по одноименному Роману Поля Бурже, экранизацией которого он является, отзывам прессы и свидетельствам очевидцев. Судя по всему, это была еще одна попытка Протазанова перенести на французскую почву традицию русской психологической драмы — правда без русского трагического финала. Драматическая фабула вышедшего в 1915 году романа Бурже, построенная вокруг модной в период Первой мировой войны полемики между материалистами и идеалистами, создавала известную параллель получившим распространение в России во времена Серебряного века спорам вокруг Христа и Антихриста, заинтересовавшим Протазанова в конце десятых годов.
История сорокашестилетнего хирурга Мишеля Ортега (Андре Нокса) узнавшего о своей смертельной болезни и ожидающего, что его молодая жена (Варвара Янова) ради любви к нему покончит с собой, а затем признающего ее право на жизнь после его смерти, в романе заканчивается многоточием — перед героиней открываются два пути: пример ее мужа, убежденного атеиста, и призыв ее друга, добропорядочного христианина. Фильм был принят неплохо, но все же в первую очередь интересов, очевидцев с точки зрения актерских работ. Даже эмигрантская русскоязычная пресса не особенно поддержала Протазанова. «Протазанов не растерялся, и если в первой картине был просто слаб [снова камешек в огород „Ужасного приключения“ Н.Н.], то во второй, снятой у Тимана, также обосновавшегося в Париже, он уже пытался дал свое, новое. Правда, это ему мало удалось, и картину спасла не русская артистка Янова, а французский актер Нокс».
Чаше всего этот фильм вспоминают историки не в связи с работой профессиональных актеров, а как дебют в кино журналиста Рене Шометта (в будущем — режиссер Рене Клер). В письмах к Арлазорову Рене Клер делился воспоминаниями о съемках этой картины, в первую очередь, отмечая темперамент и грозный нрав режиссера.
«Я встречался с Яковом Протазановым <...> в конце 1920 г. За некоторое время до этого он приехал во Францию с группой русских кинематографистов. Я был тогда журналистом и знал о кинематографе тишь то что знает о нем простой зритель; поэтому я немало удивился, когда Протазанов, внимательно ко мне присмотревшись, предложил сыграть роль в фильме Смысл смерти — мрачной драме по роману Поля Бурже. Я никогда не помышлял стать актером, но я был в том возрасте, когда все новое кажется многообещающим. Однако ученичество мое было очень трудным из-за моего полного невежества. Я с трудом понимал, чего от меня требуют, а, поняв, выполнял плохо. Терпение Протазанова подвергалось тяжким испытаниям, и он не раз швырял свою шляпу наземь, что служило у него выражением высшего недовольства; причины же этого недовольства были мне слишком хорошо известны.
Аналогичным образом описывают эти съемки и биографы самого Рене Клера, знавшие его с юности критики Роже Режан и Жорж Шарансоль: „Выражайте, месье, выражайте!“» — тщетно взывал режиссер Яков Протазанов.
Героиней была г-жа Янова, известная в России кинозвезда, длинная и бледная особа с болезненными глазами, напоминающими парниковые цветы. Протазанов работал с группой без излишней нежности: «Без капризов, мадам, без капризов!» -кричал он, когда парниковый цветок пытался взбунтоваться. И если он не добивался желаемого результата, он впадал в транс. Иногда, в приступе славянского гнева, он бросал на землю свою шляпу и топтал ее ногами«.
По всей вероятности, шляпа в эмиграции заменила Протазанову его знаменитую российскую палочку, которую вслед за Владимиром Гардиным и Верой Орловой охотно вспоминали участники нашей конференции. Пристрастие к предметному выражению «славянского гнева» или иных чувств на репетициях выдает в Протазанове профессиональную привычку режиссера немого кино передавать эмоцию через деталь, он как бы снимает воображаемый фильм о себе самом на собственных съемках. Но если мемуары О. Гзовской, В.Орловой, А. Войцик и других актеров дышат благодарностью Протазанову за помощь в освоении актерского мастерства, то признательность Рене Клера выражена в первую очередь за отлучение его от актерской профессии: «После съемок „Смысла смерти“ я больше никогда не встречался с Яковом Протазановым, о чем весьма сожалею. Мне хотелось бы выразить ему свою благодарность. Ведь именно благодаря ему, а позднее Луи Фейаду, я понял, что кино — это увлекательнейшее приключение и что, если мне дано к нему приобщиться, то моя роль должна разыграться не перед объективом, а позади камеры...» Интересно, кому из своих учителей Рене Клер обязан пониманием того что «увлекательнейшее приключение», в которое ему суждено было Метиться, стоя позади камеры, противоположно по жанру тем немногочисленным приключениям, роли в которых он разыгрывал перед объективом?
Следующий фильм Протазанова, поставленный у Тимана — «За ночь любви», на сегодняшний день также не обнаружен. Видимо, Протазанов снимал его почти одновременно с «Правосудием...», весной — летом 1921 года. «За ночь любви» — это экранизация натуралистического романа Эмиля Золя, история о том, как коварная злодейка, собиравшаяся отделаться от своего сводного брата и утопить его труп в пруду, в последнюю минуту меняет планы из-за возникшего к нему влечения. Несмотря на мрачный сюжет, фильм имел определенный международный успех, был выпущен в советский прокат в годы нэпа, а, кроме того, судя по письму Протазанова к жене, сохранившемуся в РГАЛИ, оказался в числе его работ, вызвавших интерес американских прокатчиков:
«...Сегодня получил телеграмму из Америки, что там купили „Sens de la mort“ („Смысл смерти“ — Н.Н.], „Pour une nuit d’amour“ [„3a ночь любви“ — H.H] и „Retour“ („Возвращение“ — Н.Н] тоже запроданы в Америку, здесь в Париже. <...> Для Франции мне, вероятно, придется прибавить в „Ночь любви“ несколько сцен, чтобы объяснить, почему моя американка такая старая и толстая, и для этого я, быть может, должен буду остаться на несколько дней в Париже или поехать в Бретань. <...> Сегодня я был в одной фирме, по поводу „Ночь любви“, — меня очень хвалят и говорят, что если бы не американка, то это была бы фурорная картина».
Интересно что в перечне своих работ Протазанов упоминает некое «Возвращение» — что ему было за дело до покупки американцами этой картины, если бы он не был к ней причастен?
Поищем ответ там же, откуда пришел вопрос, — в письмах режиссера к жене. Как следует из приведенной ниже публикации В. Реброва, переписка Я.А. и Ф.В. Протазановых, представляет собой ценный источник сведений про истории кино, поскольку Фрида Васильевна, при внешней притворности и интимности тона и вроде бы оставаясь в тени, на самом деле требует от мужа полного отчета и с хваткой прирожденного менеджера руководит своим супругом и его делами.
Так в письме от 30 июня 1921 г. Протазанов сообщает жене о том, что на студии Тимана ему было поручено полностью перемонтировать некую «скучную донельзя и, главное, «никому не понятную» картинку А. Уральского, которую не хотел покупать никто из дистрибьютеров. «Я взялся за это и по готовому уже материалу сочиняю новый сюжет и меняю всю монтировку. Работу над своей монтировкой пришлось отложить». — пишет Я. Протазанов.
Таким образом, фильмография Протазанов обогащается еще одним фильмом, традиционно приписываемым Уральскому. Что же за фильм имеется в виду? К сожалению, о деятельности Уральского во Франции нам известно чрезвычайно мало — в начале двадцатых этот режиссер активно работал в Италии, во второй половине двадцатых переехал в Германию, где выступал в основном в роли помрежа. До последнего времени единственным фильмом, который он поставил во Франции и как раз у Тимана, в 1921 году, значился фильм «К свету». с участием В. Яновой, В. Стрижевского, Н. Колина, А. Жилинского.
Этот фильм, долгое время считавшийся несохранившимся, был обнаружен. по традиции всех находок, в Нидерландском киноархиве. Нашедшая неозаглавленную копию исследовательница Маргаретт Хеттбринк предполагала, что речь идет о некоей дореволюционной картине Протазанова, известной по голландской прессе под названием «Незаконченная фреска», и дня подтверждения своей версии передала нам видеокопию. Светлана Сковородникова атрибутировала фильм как аналог ранее полученной Госфильмофондом из Пражского киноархива копии фильма «За монастырской стеной», а затем, пользуясь существующими фильмографиями и описаниями фильма, мы с ней пришли к выводу, что голландская и чешская копии являются прокатными вариантами фильма «К свету», поставленного А. Уральским в 1921 году у Тимана. (Этот фильм был ремейком фильма «Крылья ночи», поставленного Уральским в России, в 1916 году) Находка была впервые продемонстрирована на фестивале «Чинема ритровато» в Болонье в 1998 году под названием «К свету», однако просмотр сопровождался дискуссией историков кино о правильности атрибуции, принятой в результате на правах рабочей гипотезы. Этот фильм и раньше связывали с именем Протазанов. Наверное, не случайно. Так, например, один из лучших итальянских историков кино Витторио Мартинелли в статье о русских кинематографистах в Италии писал: «Итальянская эпопея Уральского оканчивается фильмом „Блуждающая дама“, а затем мы встречаем его во Франции, в фильме Протазанова „К свету“, где он снимался вместе с Варварой Яновой, Владимиром Стрижевским и Николаем Колиным». Эта информация подтверждается и данными каталога Раймона Щира, в котором Протазанов указан режиссером и автором сценария картины, а Уральский — актером.
По данным недавно вышедшей в свет росписи прессы, в январе-августе 1921 г. «режиссер А.Н. Уральский работал на съемках фильма „Возвращение“ („За монастырской стеной“) [sic! — Н.Н.], в котором снимались Н.Ф. Колин, А.М. Жилинский, В.В. Соловьева, Э. Троянова». В том же издании приведена другая информация: 24 июля 1921 г. «режиссёр А.Н. Уральский завершил съемки фильма «За монастырской стеной» (с участием В.П. Яновой, В.Ф. Стрижевского, А. Жилинского и др.) Из вышесказанного следует, что «Возвращение» и «За монастырской стеной», это не что иное как рабочие названия фильма «К свету», вышедшего на парижские экраны 9 декабря 1921 г.
С другой стороны, в процитированном выше письме от 30 июня 1921 г. Протазанов говорит о том, что из-за свалившейся на него срочной работы ему пришлось отложить монтаж своего собственного фильма. Что это был за фильм? Судя по срокам, это могла быть картина «За ночь любви», или, даже скорее, «Правосудие...», которое снималось летом 1921 года, вышло на экраны только 28 октября, а ожидалось в прокате существенно раньше. Вот, например, пресс-анонс от 18 августа 1921 г.: «...в скором времени ожидается выпуск „Возвращения“ с Яновой, в постановке Уральского — у Тимана и „Правосудия“ с Мозжухиным и Лисенко — у Ермольева».
Фильм «Возвращение», подписанный Уральским, как следует из процитированного нами выше письма Протазанова к жене, в августе не только завершен, но уже и продан в Америку. Правда, на французские экраны фильм «К свету» вышел на месяц позже «Правосудия...» — но не было ли это уловкой Протазанова и Тимана, не желавших портить отношения с Ермольевым?
Во всяком случае, напрашивается предположение, что Ермольеву, организовавшему приезд Протазанова во Францию, не мог понравиться тот факт, что человек, которого он считал главным режиссером своей студии, задерживает работу над порученной ему по контракту картиной из-за работы на другого продюсера, причем даже не авторской, а из-за анонимной переделки чужого неудавшегося фильма, мягко говоря из-за подработки.
Нусинова Н. И. Протазанов в эмиграции // Киноведческие записки. 2008. № 88. С. 95-99.