<...>
Живет такой парень: успешный телеведущий Богданов (Константин Хабенский), который разочаровался в жизни. При этом любовницы на нем буквально виснут, ночные клубы приветствуют стоя, а дорогие отели готовы целовать пол, по которому он ходил. Телеведущий ведет по утрам какие-то нелицеприятные беседы в прямом эфире, к нему на ковер приходят — то есть не могут не прийти! — трясущиеся от страха руководители корпораций, и ведущий ругает их на чем свет. Правда, делая иногда исключение для мужа любовницы, не задавая ему в конце какого-то рокового, страшно разоблачительного вопроса. То есть это у нас вариант журналистского расследования в прямом эфире. Но телеведущий кроме того еще и автор бестселлеров. Хотя автора и упрекают в том, что он исписался, нам дают понять, что сами читатели недостойны даже плохих книг писателя Богданова. И вообще ему все это опротивело: кругом дураки, все эти тачки, эти любовницы, эта пентхаусы — хочется все бросить. Чтобы герою не было совсем скучно, находится какой-то его сумасшедший фанат. В бревенчатой подмосковной избушке он с помощью подручных средств превращает себя в точную копию героя и теперь угрожает подменить собой Богданова на всех жизненных и профессиональных фронтах. Делает он это, конечно, из многолетней зависти к Богданову, но, как и положено, желая зла, заодно творит и немного добра. Тем самым он хочет показать писателю и телеведущему всю пустоту и иллюзорность его существования, но одновременно мечтает побудить героя написать что-то «настоящее», чтобы вернуть его в один ряд с Достоевским и Толстым, откуда Богданов временно выбыл по причине творческого кризиса.
Во всем этом есть какой-то невиданный пафос и претенциозность, которые никак не оправданы. Богданов как Богданов, таких, в общем, сотни и тысячи; его уникальность или талант нам никак не представлены на протяжении всего фильма. Фантастикой тут кажется не столько история двойника и подмены, сколько, собственно, настоящая жизнь героя, телеведущего и писателя. Удивительное свойство российских фильмов, которые рассказывают о современности, — нам всегда кажется, что это рассказ про чью-то чужую, несуществующую, ненастоящую жизнь.
На федеральных каналах почти нет того самого прямого эфира. Нет таких ведущих, и таких вопросов давно нет, как, собственно, и острых тем (если только, конечно, не про Америку и Запад). Нет сегодня и таких писателей, ради которых фанаты готовы на все. Нет ночных клубов — то есть они, конечно, есть, но давно не являются средоточием светской жизни города. И, что называется, там не встретишь героев нашего времени, каковым считают Богданова авторы фильма. Тут они запоздали — то ли на 20 постсоветских лет, то ли на все 50 чарльз-буковских и керуаковских.
Если уж описывать героя нашего времени, то это будет сегодня скорее какой-нибудь работник идеологического фронта, который клеймит Запад и разоблачает геев. Это бы сразу же считывалось как реальность, и никто бы словом не упрекнул авторов, если они ее чуть-чуть приукрасили. Но на такое ни автор сценария Сергей Минаев, по книге которого «ДухLess XXI века. Селфи» снят этот фильм, ни режиссер Николай Хомерики, ни уж тем более продюсер Федор Бондарчук никак не могут пойти. Вместо того чтобы показать привычный и узнаваемый мир, авторы выдумывают какое-то другое телевидение, другую страну и вообще другую жизнь; так и хочется ее назвать параллельной или даже альтернативной. Это даже не самоцензура, а как бы забота о том, чтобы у фильма не было «проблем», но именно такая установка и лишает повествование жизненных соков.
Авторы могли бы хотя бы реалистически изобразить место, куда они помещают героев, — город Москва. Тут не нужно специально строить павильоны — эта съемочная площадка всегда готова. С домами-человейниками, трассами, эстакадами и, вообще, выражаясь по-маяковски, со всем столичным гулом, пробками и фастфудом. Но ничего подобного: мы в очередной раз не узнаем Москву на экране. Это какой-то абстрактный город, местность без начала и конца, населенная сверхбогачами, барменами и скучающими женами олигархов. Иногда эта отчужденность разбавляется появлением актрисы Анны Михалковой, которая исполняет роль «кого-то очень хорошего». Одна из проблем российского жанрового кино, уже много раз описанная,— его герой всегда относится только к высшей прослойке общества. Иногда он попадает для контраста на самый «низ» — в этой уже классической роли выступает у нас московский район Капотня. В промежутке между апартаментами в пятизвездочной гостинице и трубами Капотни ничего нет; на месте миллионов обычных людей и домов в нашем кино зияет черная дыра. Лакшери-актеры Федор Бондарчук и Анна Михалкова играют практически везде уже самих себя, представителей высшего света, которые делают вид, что были тогда со своим народом.
Проблема тут и с самим актером Константином Хабенским, которого в последнее время используют не по назначению. Только что был сериал «Троцкий», несовместимый с психотипом актера Хабенского. В «Селфи» герой также ведет распутный образ жизни, и никому не приходит в голову, что в исполнении Хабенского это выглядит противоестественно. Когда же он вступает в схватку со своим похищенным Я — еще более коварным, надо полагать, — это и вовсе делает задачу непосильной. По части двойников в мировом кино много чего придумано, но так чтобы просто, безо всяких спецэффектов в XXI веке двух людей играл один актер — хочется сказать: «Так уже давно не снимают»; выглядит это совершенно по-любительски.
Здесь ты вдруг понимаешь главный секрет успеха или провала жанрового кино вообще; даже если сюжет сплошная выдумка и условность, она все равно должна опираться на какую-то реальность, пусть даже и споря с ней. Но для этого прежде всего должна быть сама эта реальность. А у нас современность в кино вообще редкий гость, не говоря уже о деталях. Поэтому когда авторы решают вдруг усложнить задачу и, например, эту реальность высмеять или осудить, они просто не имеют исходного материала. Нельзя создать нечто из ничего. Как только темой фильма становится проблема поддельной реальности, в духе «Матрицы», то российскому фильму приходится каждый раз делать двойную работу — сперва убеждать зрителя в том, что эта реальность настоящая, а затем уж переходить к фокусам. А пытаться подделать подделку — это какой-то уже совсем другой, неизведанный жанр.
Архангельский А. Подделать подделку // Огонек. № 3. 29.01.2018