А.Н. Сафаров:
Я боюсь сказать, что я В.В. знаю больше всех, но думаю, я — один из немногих, которые знают его с юных лет, с самого начала его театральной деятельности.
Мы с ним начинали вместе. Я был старше его. Я кончал университет, он еще учился. Я кончил, и он еще молодым студентом-юристом, оканчивающим, продолжал встречаться со мной, и мы много с ним участвовали вместе с так наз. в то время любительских спектаклях. Мне хочется сказать, что В.В. и в то время относился изумительно к своим обязанностям. Ставили мы пьесы, конечно, по своим способностям, по своим возможностям. Всегда под хорошим режиссерством и В.В. тут проявлял очень много инициативы, очень много из того, что он так блестяще показал в будущем как большой мастер.
Г. Артоболевский отметил особенно покойного В.В. — статуарность его на сцене во время читки. Разрешите мне поделиться с вами, откуда это явилось.
Мы оба увлекались этим. Оба много читали. И вот как-то нам удалось присутствовать на музыкальном чтении покойного Эрнста Пассерта — был такой знаменитый немецкий актер. Как сейчас помню, мы были с В.В. вместе в зале теперешней филармонии, и этот изумительный старик буквально потряс нас. Человек под большой оркестр, под управлением самого Направника — фамилию эту вы, наверное, слышали, потому что он был один из тех, кто довел оркестр Мариинского театра до того совершенства, что мы наслаждаемся игрой его до сих пор, — вот этот старик Эрнст Пассерт, под большой оркестр, читал «Песню ведьмы», есть такая мелодекламация. Нас поразило это изумительное спокойствие, изумительная именно статуарность, с какой выполнял этот человек ту большую задачу, которая доходила до слушателей и потрясала слушателей в буквальном смысле слова. голос этого старика покрывал оркестр. Спокойствие фигуры было удивительное, хотя читалась вещь трагическая буквально.
В.В. изменил только одно: Эрнст Пассерт держал руки всегда впереди, сложенными. В.В. одно время держал руки за спиной. Но манера эта на нас произвела тогда очень большое впечатление. Мы долго об этом дебатировали, долго говорили, и оба пришли к заключению, что это необходимо в чтении с эстрады. И в своей педагогической работе я до сих пор требую этой статуарности. Я не допускаю совершенно движений, а если допускаю, то очень маленький жест, и никаких движений на сцене во время чтения.
В.В. из моей квартиры уехал в Москву служить на сцене. Должен сказать очень любопытную подробность: мать его была против сцены, ныне покойная уже. И вот это все содружество и мое укрепление В.В. в этой мысли бросить юридическую работу и пойти с головой на сцену, а я именно ему советовал с головой это сделать, совершенно, чтобы не возвращаться больше к юридической деятельности, которая ему, должен сказать, могла создать очень большие возможности, потому что он и кончил хорошо, и мог бы занять очень большое положение. Вот это, к сожалению, оборвало мои отношения с его матушкой. Матушка В.В. не могла мне простить до конца жизни, что я подвинул В.В. на этот казавшийся ей тогда скользким путь сценического деятеля.
С В.В. я встречался в простой, дружеской обстановке. В последнее время редко, но всегда дружно. Человек, которого десятки лет я иногда не видел, встречал меня и говорил: «А я о тебе все знаю. Я слежу за тобой. Не думай, что мы мало встречаемся, это не значит, что я тебя перестал любить, это не значит, что я не слежу за тобой и за твоей работой». Это человек, которому, конечно, еще надо было пожить и пожить много. Я думаю, что на том пути, который перед ним был открыт в последний год, т.е. на сцене театра Пушкина, он бы нашел себя, и я полагаю, что и мы испытали бы еще очень много приятных минут, видя его на сцене этого театра, на которой ему было достойное место.
Библиотека СПб отд. СТД. № 390-С2. Лл. 24-26.