Демонстрация «живой фотографии», или «синематографических лент» (так называлось кино на заре своего развития) началась в России в 1896 году. На первых лентах был снят приход поезда, идущие по улице прохожие, движущиеся объекты. Вначале зрителей восхищало не содержание ленты, а сам факт возникновения и показа «живой фотографии». Постепенно ленты стали приобретать более осмысленное содержание, на них показывались встречи политических деятелей, парады войск, виды дальних стран и городов мира. Несколько позже началась съемка цирковых и балетных номеров, Мелодраматических и комедийных сцен из репертуара театров и стали составляться сборные программы. Синематограф стал считаться «модным» аттракционом.
В. В. Максимов с большим интересом относился к этому первому зрелищному аттракциону и стал частым посетителем синематографических сеансов. Он видел съемки первых видовых лент в России. В 1908 году была выпущена первая игровая картина «Стенька Разин» («Понизовая вольница»). Эта картина положила начало производству русских сюжетных фильмов.
<...>
Первыми пробными «экзотическими» картинами на историческом материале, поставленными фирмой «Тиман и Ко», были — «Ухарь-купец», «Мазепа» и «Смерть Грозного». Никакого успеха у зрителей они не имели. Тогда Тиман решил поставить «психологическую и костюмную картину» на материале русской старины по известной пьесе Д. Аверкиева «Каширская старина».
В то время В. В. Максимов вместе с Е. Н. Рощиной-Инсаровой выступали с огромным успехом в театре Незлобина, и Тиман решил привлечь к участию в картинах крепкий исполнительский ансамбль во главе с этими премьерами. Однако оба актера были уже приглашены в Малый театр и с начала сезона 1911/12 года должны были начинать там работу. Актерам императорских театров было запрещено сниматься в кино без особого на то разрешения. Тиман подписал контракты с В. В. Максимовым и Е. Н. Рощиной-Инсаровой на одну картину задним числом, до их вступления в императорский театр, и имел намерение в случае удачного дебюта актеров найти способ закрепить их за своей фирмой.
Многие представители художественной интеллигенции в те годы относились к кинематографу с явным предубеждением. Максимов, в отличие от большинства театральных работников, с самого начала поверил в широкие перспективы развития «великого немого» и считал его интересной и еще неизведанной областью актерского творчества. К этому выводу он пришел, просмотрев множество фильмов. Неожиданно для самого себя, он стал даже «тапером» в кино. Произошло это случайно. Максимов часто посещал последние сеансы в одном из маленьких московских кинотеатров. Владелицами этого «предприятия» были две сестры старушки. Одна из них ведала контролем, другая выполняла обязанности пианиста или, как раньше называлось, «тапера». К концу сеанса в крохотном зале становилось нестерпимо душно. Однажды, выходя после сеанса, Максимов увидел, что пианистка падает в обморок. В то время как ее приводили в чувство, в зал впустили зрителей, и надо было начинать следующий сеанс. Владимир Васильевич, отлично игравший на рояле, заменил заболевшую пианистку. На первом сеансе ему с трудом удавалось связывать музыкальную импровизацию с ходом ленты, но потом он привык и хорошо выполнял свои обязанности. Материальные дела у владелиц кино шли неважно, заменить пианистку было некем, и Максимов, с присущей ему добротой, в свободное время играл в кино, за что ему было предоставлено право смотреть все фильмы.
Получив приглашение сниматься в «Каширской старине», В. В. Максимов решил внимательно разобраться в приемах игры знакомых театральных актеров на экране. Импровизируя на рояле во время сеанса, «тапер» Максимов просматривал по нескольку раз работы этих актеров. Он сразу ощутил, какие большие творческие потери несут артисты в немом кино. Лишенные основного средства воздействия — речи, драматические артисты в немом кино подменяли ее преувеличенной мимикой и обильной жестикуляцией. В результате их игра на экране получалась фальшивой, и хорошие драматические актеры были в кино совершенно невыразительны. По собственному признанию, Максимов с трепетом начинал свою актерскую работу в «великом немом». «Когда я в первый раз услышал треск аппарата, — вспоминал он впоследствии, — я почувствовал, что с этой минуты мое творчество становится достоянием не только одного момента. Если бы вы знали, как я волновался...»
Деятельность В. В. Максимова в кино, как мы увидим дальше, сыграла большую роль в формировании его актерской индивидуальности. При постановке «Каширской старины» фирма не жалела затрат. Из Италии был вызван один из лучших операторов «Амброзии» Джиковани Виротти. В то время съемки обычно велись с одной точки на театральной сцене. Д. Виротти впервые в России соорудил на воздухе «павильон» и стал снимать картину летом при ярком солнечном свете. Оператор по нескольку раз снимал Е. Н. Рощину-Инсарову, стремясь наиболее эффектно показать ее на экране. Пересъемки дали возможность Максимову освоить технику работы перед киноаппаратом. Постановщики проявили на этот раз особую тщательность: состав исполнителей был удачно подобран, компоновка кадров была продумана и необычна, применены новые способы монтажа, операторская работа для своего времени была образцовой. «Каширская старина», по единодушным отзывам современников, произвела «буквальный фурор». Максимов вынес для себя много полезного из своей первой работы в кино. Он понял, что нельзя выходить из границ кадра, нужно быть точным и максимально экономным в мимике и жесте, стремиться сохранить необходимый «накал» чувств при разрозненных съемках одной и той же сцены. Поняв это, Максимов решительно вступил на путь реформации приемов игры театральных актеров на экране.
<...>
Головацкий Б.С. «Король экрана» // Владимир Максимов. М.; Л.: Искусство, 1961. C. 46-51.