<...>
Найденные В. В. Максимовым и внесенные им в кино новые средства художественной выразительности оказывали несомненное влияние на дальнейшее развитие кинематографических приемов актерской игры. <...> Максимов, прошедший сценическую практику у Станиславского, у Синельникова и в Малом театре, в начале своей деятельности в кино применял вполне реалистические приемы игры. Но дальнейшая работа в кино все дальше уводила его от реализма. Максимов стал повторять роли пресловутых «салонных неврастеников», то есть то, от чего он так решительно убежал в провинцию, оставив Малый театр.
Бесспорно, что отличные внешние данные актера способствовали погоне кинопредпринимателей за таким выгодным и эффектным исполнителем. «Фрачный герой-неврастеник», с великолепными светскими манерами, Максимов был в руках ловких дельцов идеальной приманкой для пропаганды «модных» идей и воплощения на экране героев бульварной беллетристики. Начиная с фильма «Разбитая ваза», талантливый разноплановый актер Максимов, недавний исполнитель ролей Чацкого и Молчалина, по воле предпринимателей на длительный период был законсервирован на ролях «страдающего» героя «салонно-психологических» мещанских фильмов. В картинах «Сказка жизни», «Страсть безрассудная», «Тайна липовой аллеи», «Исповедь падшей» и множестве других роли стали подгоняться под внешние данные исполнителя; сценарии, написанные специально для него, лишали актера возможности перевоплощаться. Персонажи фильмов зачастую носили даже фамилию артиста. Так, например, в картине «Как смерть прекрасна» он играл ученика консерватории Максимова.
Сюжеты салонных фильмов обычно строились на любовном треугольнике. Действие их развертывалось в живописных дворянских усадьбах, буржуазных виллах, модных курортах, в великосветских салонах или студиях изысканных представителей декадентских течений в искусстве. Героями этих фильмов были разочарованно-томные музыканты, художники, скульпторы, молодые, неопытные, лирически настроенные или пылкие юноши, которые не выдерживали жизненных испытаний и выходили из них духовно искалеченными. Актер идеализировал и приукрашивал этих «героев» и пытался найти убедительные оправдания их действиям. Он облагораживал страдания и смерть героя, принимающего яд, чтобы спасти любимую («Как смерть прекрасна»), трогательно вздыхал под луной, наблюдая за счастьем соперника («Тайна липовой аллеи»), переживал крушение иллюзии первой любви («Исповедь падшей»). Максимов реалистически жил и страдал на экране, трогая зрителей своей правдивой игрой. Даже тогда, когда его герои оказывались способными на преступление, артист стремился обелить их и убеждал зрителей в том, что преступление совершено только в силу излишней доверчивости или в каком-то затмении чувств.
Идеализируя и приукрашивая своих героев, Максимов поднимал их на пьедестал. Он придавал им загадочный «байронический» вид, показывал их необыденными людьми, чуждыми «пошлой» действительности. Он набрасывал на них плащ героев романтической драмы и представлял современных интеллигентных неврастеников как положительных героев, считавших верхом благородства непротивление злу и героическим подвигом уход «в мир иной». Такая идеализация и приукрашивание персонажей мещанской драмы противоречили жизненной правде и, не имея опоры в сценарном материале, привели актера к преувеличенному и надуманно глубокому изображению их личных переживаний. В то же время реалистические приемы игры актер стал подменять стилизованно красивыми позами и манерно условной мимикой. Он перестал жить на экране и широко пользовался приемами «представления», искусно воспроизводя переживания своих героев.
Позерски условная или, как называли современники, «красивая игра» В. В. Максимова в предвоенных фильмах, рассчитанная на внешний эффект, получила нарицательное определение «максимовщины».
С каждым фильмом росла популярность актера. Тиман щедро тратил средства на рекламу, именовал В. В. Максимова на афишах «королем экрана» и «любимцем публики». За актером толпами ходили восторженные «обожательницы», преследуя его своим поклонением. В одном из журнальных стишков, публиковавшихся под рубрикой «Наши киноартисты», о Максимове писалось:
Признав достоинства кино,
Ему служить он начал рьяно,
И в этой области давно
Его зовут «король экрана».
Самому актеру вначале казалось, что он идет верным путем. Но постепенно он, как чуткий художник, начал осознавать фальшь и надуманность героев мещанских драм того времени, неуместность возвышенной трактовки их мелких чувств. Он перестал получать творческое удовлетворение и понял, до какой степени обезличивается его актерская индивидуальность, как сковывается его творчество, замкнутое в пределах одной и той же маски.
«В старом кино, — говорил впоследствии с горечью Максимов, — господствовал не принцип актера, а принцип амплуа; за исключением ряда лент, я всегда имел свою маску, а шаблонные сюжетные положения в дореволюционных кинофильмах естественно вели к автоматизации актерской работы».
Максимов пытался сбросить маску своего амплуа «благородных страдающих героев», но Тиман предусмотрительно связал его договором на три года. Чтобы получить разрешение на заключение такого договора с артистом императорских театров, Тиман пошел на хитрость. Один из фабрикантов фирмы был «поставщиком двора» старой императрицы. Тиман организовал в Гатчине показ нескольких картин императрице Марии Федоровне, благоволившей к красивым актерам, и получил персональное разрешение на работу Максимова в своей фирме. По условиям контракта, Максимов был обязан беспрекословно сниматься по назначению хозяина в тех картинах, которые выпускала его фирма.
К 1914 году В. В. Максимов был уже известным актером и первым из премьеров русского кино получил предложение сниматься в крупнейшей европейской кинофирме «Биоскоп». Предложение это соблазняло возможностью сыграть центральную роль в пьесе К. Гуцкова «Уриэль Акоста». Роль смелого борца за передовые идеи уже давно привлекала артиста как материал для создания интересного романтического образа. Весной 1914 года закончился срок кабального договора с Тиманом, и Максимов решительно отказался от его продления.
По окончании сезона в Малом театре Максимов выехал на съемки в Германию. По приезде в Берлин выяснилось, что из-за отсутствия итальянской актрисы Франчески Бертини, приглашенной на роль Эсфири, съемки «Уриэля Акосты» временно откладываются, и Максимову вместе с английской актрисой Алисой Агрини предстоит сниматься одновременно в двух приключенческих фильмах — «Таверна сатаны» и «Тьма и ее сокровища». О начале первой мировой войны Максимов узнал будучи в экспедиции на съемках. Правление «Биоскопа», не желая расставаться с талантливым русским актером, предложило Максимову подать прошение о перемене подданства и остаться в Германии. С гневом отвергнув это предложение, Максимов тайно перешел границу и через Швецию и Финляндию вернулся на родину.
<...>
Головацкий Б.С. Владимир Максимов. М.; Л.: Искусство, 1961. C. 55-60.