1909 г. был знаменателен для нашей фирмы успехом «Купца Калашникова», который был выпущен с неожиданным приключением. В одно из своих посещений первый русский кинофабрикант Дранков узнал о том, что мы готовим «Калашникова». Любознательность моего конкурента не вызвала у меня никаких подозрений, но накануне выпуска в свет картины я получил хороший урок, навсегда изменивший характер отношений фирмы с конкурентами.

Ранней весной 1909 г. кинематографический рынок был потрясен новостью об открытии директором фирмы «Гомон» П. Г. Тиманом собственного дела, с целым рядом представительств лучших заграничных кинофабрик: «Амброзио» из Турина, «Местер» из Берлина, «Нордиск» из Копенгагена, «Ралле и Робер» из Парижа; кроме того к Тиману перешли представительства «Витаграф» и «Люкс», бывшие ранее у Товбина, и, наконец, «Варвик».

Я решил съездить за границу и закрепить свои связи, а кстати побывать на всемирном синематографическом конгрессе, который должен был открыться в Париже.

Выехал я, через Вену и Венецию прямо в Турин к фирме «Итала-фильм», где я мог получить самые точные и дружественные информации о положении дел на европейском рынке. И, действительно, Шламенго сообщил мне много интересного. Самая крупная итальянская фирма (с основным капиталом в 3 миллиона лир «Чинес» переменила представителя в России, назначив вместо Ч. Айрес — К. Паганелли. Я не мог скрыть своего огорчения: знай я раньше о планах «Чинес», обязательно предложил бы владельцу фирмы свое посредничество на русском рынке. На это владелец «Итала», к моему удивлению, пообещал мне, при первой же возможности, повлиять на дирекцию «Чинес» в смысле
передачи мне их представительства в России. Оказывается, он
был очень доволен своим русским представителем, выдвинувшим его марку на одно из первых мест.

Во время одной из бесед с Шламенго мне была вручена телеграмма из Москвы. Она была очень лаконична: «Дранков снимает Калашникова. Что делать?»

Я перевел Шламенго содержание телеграммы и рассказал
ему сущность дела. Он был крайне возмущен таким предательством конкурента и предложил мне отпечатать нужное число позитивов обреченной картины у него на фабрике. После обсуждения всех деталей этого дела я протелеграфировал ответ: «Шлите срочно негатив Калашникова сюда, привезу сто позитивов. Подготовьте продажу».

Негатив был получен, и через несколько дней директор «Итала-фильм» вручил мне 20000 метров готовых позитивов
с виражем, а еще через два дня я мчался обратно в Москву.

Все сто позитивов, привезенных мною, и десять изготовленных в нашей лаборатории были разосланы по России так же экстренно, как и «Мессина». Не ожидали ни заказов, ни задатков.

Несмотря на высокую цену — 75 копеек за метр («Стенька Разин» продавался по 60 коп. за метр), картина пошла одновременно повсюду и притом с большим успехом.

В феврале 1909 г. «Купец Калашников» шел во время масленичных народных гуляний в самом обширном помещении города — в, манеже.

Композитор Ипполитов-Иванов написал к картине специальную музыку, которую исполняли во время сеансов большой оркестр и хор певчих.

Критика отнеслась к «Купцу Калашникову» благосклонно. Хвалили грим Грозного по скульптуре Антокольского и предсказывали русской кинематографии большую будущность, называя «Песнь о купце Калашникове» первой русской исторической картиной.

С Дранковым я порвал все деловые связи и опубликовал письмо, предупреждая театровладельцев о выпуске одноименной картины.

Случай столкнул меня с Дранковым в Петербурге, во вновь открывшейся прокатной конторе бр. Яковлевых.

Это было неожиданно, и я, несмотря на присутствие посторонних лиц, не мог скрыть своего возмущения по поводу его поступка с «Калашниковым». Как только Дранков услышал это название, то крайне добродушно воскликнул: «Я думал, что-нибудь серьезное! А на „Калашникове“ ведь вы заработали, а я потерял... Так в чем же дело?»

Это было сказано так искренно, что все расхохотались, и я тут же признал инцидент исчерпанным.
<...>

Ханжонков А.А. Первые годы русской кинематографии. М.; Л.: Искусство, 1937. C. 30-32.