Разумеется, фильм «Отец Сергий» весьма существенно отличался от большинства дореволюционных постановок Протазанова. Но это отличие было обусловлено не столько режиссерским замыслом, сколько литературным первоисточником, тем классическим произведением русской реалистической прозы, которое было положено в его основу.
Горячо любя Толстого как писателя и находясь под влиянием его религиозно-этических взглядов, Протазанов стремился возможно полнее и точнее передать повесть па экране. Это и определило качественное отличие фильма «Отец Сергий» от большинства постановок Протазанова той поры. Обычно для психологического направления в кинематографе, находившегося под сильным влиянием декадентской прозы и драматургии, драматический конфликт был лишь внешним толчком, подготавливающим, мотивирующим саморазвитие душевной жизни героя, углубленного в свои переживания и отгораживающегося от внешнего мира. Толстовский герой и в повести и в фильме существует в реальной среде. И чем интенсивнее его переживания, тем больше они связывают его с окружающей действительностью.
Так же как Вергилий ведет Данте по кругам ада, Толстой ведет своего героя по кругам жизни, которая для него является адом. Неразрешимая коллизия между честолюбием и нравственностью, между влюбленностью в царя и ненавистыо к нему, как любовнику своей невесты, выбрасывает Касатского из первого круга — круга блестящей светской жизни. Затем начинается второй круг, и в нем опять возникает неразрешимое противоречие между стремлением уйти от светской суеты и суетностью обычного монастырского уклада. Отец Сергий уходит в скит, начинается третий круг и третья коллизия между «божеским» и человеческим в нем самом. Человеческое побеждает: чувственность Сергия не выдерживает самого легкого испытания, его соблазняет жалкая душевнобольная некрасивая девушка. Так заканчивается третий круг, и вновь начинаются поиски правды и праведной жизни. Именно после этого возникает катарсис, когда герой не нашел правды и бога ни в миру, ни в церкви, ни в пустыне. Он обретает эту правду в примере своей бедной и несчастной родственнины Прасковьи Михайловны. И Касатский, ставший беспаспортным бродягой, говорит себе: «Я жил для людей под предлогом бога, она живет для бога, воображая, что она живет для людей. Да, одно доброе дело, чашка воды, поданная без мысли о награде, дороже облагодетельствованных мною людей».
Вероятно, Толстой — философ и проповедник — видел смысл своей повести именно в этой сцене, где критику существующих человеческих отношений сменяет его программа христианского гуманизма. Протазанов, очень тщательно передававший содержание повести в своем фильме, эту сцену опустил. Опустил не потому, что ему претила христианская мораль Толстого, а потому, что он, в согласии с декадентской философией отчаяния, не видел никакого выхода из трагических противоречий жизни. И финал фильма воспринимается как новый круг душевных и физических мук героя.
Внимательно разобравшись в той трактовке, которую дали образу Сергия Протазанов и артист И. Мозжухин (для которого эта роль была величайшим творческим достижением), можно найти и другие противоречия между концепциями повести и фильма. Разумеется, Мозжухин и Протазанов нигде сознательно не вступают в спор с Толстым. Но истолковывают они его по-своему. И, вероятно, невольно подчеркивают в образе Касатского то, что им внутренне близко, затушевывая все неприемлемое.
Толстой рисует Касатского, особенно в юности, как натуру порывистую и вспыльчивую. Протазанов и Мозжухин сгущают эту черту характера, изображая его человеком, обуянным бешеными порывами страсти. Толстой показывает в искренне верующем человеке черты сомнения. Протазанов и Мозжухин подчеркивают эти сомнения. Их Сергий не верит и только мечтает обрести веру в бога, которая успокоила бы его порывы. Толстой указывает на черты честолюбия, естественные в молодом аристократе, начинающем жизнь. И в титрах картины и в исполнении Мозжухина это честолюбие настолько подчеркнуто, что становится одной из главных, отличительных черт характера Сергия. Поэтому многое сближает в трактовке Мозжухина характеры Сергия и Германна из пушкинской «Пиковой дамы». Германну деньги нужны для того, чтобы возвыситься. Этого возвышения ищет и Сергий в фильме —
сперва в выгодной женитьбе, затем в ореоле святости. Поэтому для Сергия, ставшего монахом, «унижение паче гордости».
Фильм трактован как монодрама, и это опять-таки характерно для декадентской поэтики, от влияния которой не могло полностью избавить Протазанова даже обращение к реалистической литературной классике. Если Толстой, сталкивая сергия с другими людьми обязательно раскрывает их судьбы, то Протазанов показывает этих людей только в их отношении к Сергию. Поэтому в фильме нет настоящего актерского ансамбля, хотя большинство актеров играет вполне корректно.
<...>
Гинзбург С. С. Кинематография дореволюционной России. М.: Аграф, 2007. С. 462-464.