Иван Ильич Мозжухин впервые появился на экране в 1907 году. До этого времени он прозябал в качестве второразрядного драматического артиста в труппе московского театра Незлобина. По совету режиссера Аксагарского, Мозжухин вступает в труппу Введенского Народного Дома, где фирма Ханжонковых в тот момент
как раз приступила к съемке первых фильм из русской жизни.
В то времена еще говорили, что внешность артиста «фотогенична». Просто-на-просто Мозжухина считали красавцем, и убогие сценические возможности кино того периода вызывали необходимость показа в каждой фильме хотя бы нескольких красивых лиц; постоянный контингент тогдашних посетителей кино-театров был убежден в том, что единственной задачей экрана является показывать прекрасное.
Как ни красив был Мозжухии, но в кино он был новичком. И поэтому первые его выступления на экране состоялись в качестве... статиста (в толпе) в фильмах «Купец Калашников» и «Оборона Севастополя».
Съемки в те времена производились на театральной сцене, с обыкновенными декорациями и с участием драматических трупп, не имеющих ничего общего с кино. Внешность Мозжухина и его несомненный драматический талант дали ему возможность сравнительно быстро подвигаться по лестнице славы. Вскоре его допускают к исполнению характерных ролей, и он с успехом, отмеченным прессой, выступает в качестве колдуна в «Страшной Мести» (по Гоголю) и скрипача в «Крейцеровой Сонате»
(по Л. Толстому).
Знакомство с режиссером Бауэром, почувствовавшим в Мозжухине будущую «величину», окончательно решает судьбу последнего. Слава Мозжухина растет с необычайной быстротой, и ему начинают поручать исполнение центральных ролей. Мозжухин работает сначала в фирме Ханжонковых, затем, короткое время, по уговору режиссера Гардина, в фирме Тимана, а с образованием фирмы Ермольева (в 1916 году} он переходит к нему.
В 1916 году слава Мозжухина достигает апогея. Массовый зритель кино-театров — главным образом, интеллигенция, мещанство и, в меньшей степени, наиболее обеспеченные слои служащих и рабочих, утомленные и развинченные военной обстановкой, с какой-то лихорадочной поспешностью набрасываются на экран. Кино-предприниматели, учитывая настроения зрителя, в необъятном количестве выбрасывают на рынок слюнявые, мелодраматические фильмы, инсценировки наиболее популярных романсов вроде «Хризантемы», «В буйной слепоте страстей», «Любовь сильна не страстью поцелуя» и т. д.
Вести о поражениях на фронте взбудораживают «общество». В ресторанах рекою льется запрещенное шампанское, обезумевшая от призрака революции буржуазия доживает последние месяцы,
А на экране сказочно прекрасный Мозжухин прижимает руки к сердцу, вздыхает, падает на колени, кончает жизнь самоубийством, женится, разводится, уезжает и возвращается — красиво любит, красиво живет. Все это, вместе взятое, называется почему-то «русской психологической фильмой». На этом поприще Мозжухин завоевывает положение кумира.
Конечно, были и исключения, но основная ошибка как русского; так и международного кино того периода, стремившегося превратить фильмы в литературные и драматические произведения, держала экран в крепких тисках. Такие фильмы, как «Сатана ликующий», «Прокурор», «Малютка Элли» и др., в художественном отношении были, конечно, сильнее обычных мелодраматических картин, но и они были исключительно убоги по своему техническому оформлению.
На фоне тусклого убожества игра Мозжухина действительно захватывала. Главная причина его обаяния заключалась в том, что он давал зрителю именно то, в чем он нуждался больше всего – забвение. Накануне величайших мировых потрясений Мозжухин улыбался и плакал на экране так, как будто бы ничего не случилось и не должно случиться, как будто безбедное существование русского «общества» будет так же вечно, как и русский абсолютизм.
Потом грянула Революция, и Мозжужин перестал быть для кого-либо интересным. «Обществу» стало не до кино. В Крыму при белых предприимчивые люди пытались возродить этот вид русского искусства.
Действительно, кого могли заинтересовать «Тайны королевы», фантастические приключения «Члена парламента» или трагедия «Немого звонаря», когда, под ударами красных войск, один за другим рушились опорные пункты белых на Украине, пока, наконец, обезумевшее от ужаса и боязни справедливого возмездия стадо представителей бывшей России не забилось в крымскую нору? И в 1918, и в 1919 году под гром орудий бесстрастный оператор в Ялтинском ателье вертел ручку аппарата. Мозжухин в цилиндре спе-
шил из парламента на любовное свидание, пожирал глазами удаляющуюся Фигуру королевы или взбирался, в безумном гневе на свою немоту, по ступеням колокольни. Но зритель рассеянно следил за всеми этими образами. Экран жизни был гораздо более интересен: мысли уносились к оставленным имениям, заброшенным
сейфам, к валюте, к тёпленьким местечкам — сначала в крымском правительстве, затем, увы, — на английском пароходе. С одним из этих последних пароходов, уносящих с собою обломки бывшей России, отправился в Европу и Мозжухин, окончательно отряхнув с ног прах родной земли и «русский» период своей артистической деятельности.
Гарри А.Н. И.И. Мозжухин. М.; Л.: Кинопечать, 1927. С. 6-9.