Алексеев был призматичен, словно кристалл. Кинорежиссер, гравер, изобретатель, писатель и в то же время — этимолог и теоретик.
Кристаллы имеют ось симметрии. Его осью было искусство. Все, что он делал, он делал как художник. Вряд ли, к примеру, его этимологические гипотезы имели особую ценность для этой унылой науки, но они воскрешали в памяти образы России, откликались эхом в звуках обоих языков, в оттенках значений, неуловимых на первый взгляд. И благодаря этому имели больше отношения к действительности, нежели гипотезы ученых.
<...> Помню, как Клер Паркер на прогулке у озера Аннеси показала мне лист дерева в доказательство того, что логика бессильна понять и объяснить его сущность. Алексеев инстинктивно был мэтром этого «обходного мышления» (описанного Эдуар дом де Боно), которое приводит к оригинальным решениям. У него была великолепная интуиция. Правда, он никогда не использовал свои догадки для построения системы мышления — и слава Богу. Большую часть своего времени он посвящал творению своих картин. Но его тексты дают возможность встать на новую точку зрения, синтезируют различные идеи, предлагают невероятно оригинальные обобщения.
<...> Художник в высшей степени лирический, даже мечты свои передавал, описывая технику иллюзорных тел или способность восприятия человеческого глаза. Вот, в частности, фраза, подтверждающая это: «Есть связь между образом мысли и образом действий творца. И тот, кто хочет выразить себя и мыслить по-своему, обязан выработать свою индивидуальную технику» («Искусство и мастерство графики», 15 марта 1929 года). Как тут не вспомнить об одном из его изобретений — об игольчатом экране — благодаря которому на свет появились анимационные гравюры?
Это целая глава из истории киноискусства, выше я набросал лишь несколько штрихов. «Ночь на Лысой Горе» датируется 1933 годом. Большая часть зрителей никогда не задавалась вопросом, кто же автор этого гениального фильма. Жив ли он, мертв? Где он, если жив? Это не имело значения. Алексеев не имел возраста, как не имеют его сюжеты, как в сознании современников Эйнштейн был не младше Моцарта или Шарлеманя.
В 1933 году анимация уже стала частью большого кинематографа. Комическая анимация, особенно в Соединенных Штатах, достигла высочайшей степени изобретательности. В Европе Уолтер Рутманн, Оскар Фишингер, Викинг Эджелинг, Бертольд Бартош уже прокладывали путь к серьезной анимации. «Ночь на Лысой Горе» не имела огромного успеха. У нее было мало копий; как и другие некоммерческие проекты, этот фильм могли видеть очень немногие — сначала в Париже, а потом и в Лондоне. Анимация не была «новым направлением», а этот фильм — манифестом.
По счастью, времена меняются, и понемногу появилось осознание того, что в анимации имеются свои собственные шедевры.
Прошло 50 лет со дня премьеры «Ночи на Лысой Горе», 25 лет — с момента, когда аниматоры стали объединяться и гордиться своей творческой активностью. Алексеев помогал союзам своих коллег («Я убаюкивал ASIFA», — писал он за месяц до своей смерти),
советовал, подбадривал и снимал другие фильмы. Было словно два Алексеева: художник с чисто человеческим обаянием и признанный автор, достигший вершин искусства в искусстве. Сегодня мы знаем, что анимация — самый богатый и жизненный способ выра жения. В противоположность различным «измам» первой половины века она не иссякла, а расцвела. Теперь в анимации новые авторы, которые не ищут легких путей, овладевая новой техникой.
Алексеев умер 10 лет назад. Клер Паркер, его вторая половина, умерла за 10 месяцев до этого. Оба они (но в особенности Алексеев) всегда называли себя художниками. Сегодня все больше и больше анимация признается формой искусства. Это одна из последних цитаделей человеческого творчества, где многие вещи подвластны тем, у кого есть идеи и руки. Но я не знаю, многие ли авторы современных анимационных фильмов без затруднений могут назвать себя художниками.
Наследство, оставленное Александром Алексеевым и Клер Паркер своим собратьям, истинное наследство — это не пример их стиля и не теоретические работы Алексеева, собранные здесь. Наследство — в той светлой гордости, позволяющей называть себя художником. И сознание того, что существуют такие шедевры, как «Ночь на Лысой Горе».
Есть, наконец, и еще одно: для тех, кто любит Александра Алексеева и Клер Паркер — это наследие бесконечного богатства человеческой души. Если Алексеев был словно кристалл, когда создавал свои шедевры, то в других отношениях он был человеком. Чистым и прозрачным.
Перевод Евгении Дегтярь
Бендацци Д. Отвага называть себя художником // Безвестный русский — знаменитый француз. СПб., 1999. С. 47–50.