Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
«Ильинский покоряет выдумкой»
Из воспоминаний Николая Любимова об Игоре Ильинском

Я увидел Игоря Ильинского впервые осенью 1933 года в Театре имени Мейерхольда, помещавшемся тогда в начале улицы Горького (где теперь Театр Ермоловой), на премьере «Свадьбы Кречинского» в роли Расплюева. До этого я знал Ильинского только по фотографиям да по отзывам критиков и рецензентов.

<...>

Я был заранее враждебно настроен и к спектаклю, и к его «автору». И поначалу спектакль мне не понравился. Недоумение вызвала первая же мизансцена, из которой явствовало, что Атуева посягает на невинность Тишки.

<...>

Второе действие. Комната в квартире Кречинского. В окно сочится рассвет — белесый, мутный, больной. Справа на переднем плане сидят какие-то подозрительные угрюмые личности. Одна из них закутана в плед. Это аферисты, сподвижники Кречинского. <...>

Но вот раздается стук. Федор поднимается по лестнице, отворяет кому-то дверь. Этот «кто-то» входит спиной, спиной, согнутой в три погибели. Котелок на этом существе измят.

— Да что это вы? Разве что вышло? — спрашивает Федор.

В ответ пришибленное, потрепанное существо издает звук «хррр». Не прерывая этого гортанного, хоркающего звука, оно неторопливо, уныло спускается по длинной лестнице, и только когда оно добирается до последней ступеньки, непонятный звук внезапно переходит в смачный плевок:

— Хрр, тьфу!.. вот что вышло!

Это не было клоунадой только ради клоунады, как восприняла первый выход Ильинского моя спутница. Это была действительно клоунада, неожиданная и потому смешная, но — характерная для Расплюева. Он шулер и — по совместительству — шут. И до того въелось в него это паясничанье (как в Кречинского позерство — ведь они оба актеры: и мacтep и подмастерье), что он, только что потерпевший в игорном доме полнейшее фиаско, да к тому же еще и жестоко избитый, по привычке мрачно фиглярничает. Этой смелой, однако с образом в противоречие не вступающей, как раз наоборот — образом подсказанной выдумкой Ильинский меня покорил. Я сразу, с первой же сцены поверил ему.

<...>

Несмотря на отдельные, чуждые мне приемы, которыми пользовался в роли Расплюева Ильинский, я — тогда еще смутно — почувствовал в нем мой любимый тип актера — актера-реалиста, сочного, полнокровного, смелого, наблюдательного, вдумчивого, душевно щедрого. Вот почему приход Ильинского в Малый театр меня нисколько не удивил, напротив — я воспринял это как нечто строго закономерное. Более того, творческий путь Ильинского до Малого театра мне теперь представляется интересной, порой захватывающе интересной, но все же только предысторией.

<...>

Гуманизм — одна из важнейших черт в творческом облике Ильинского и один из главных источников его актерского обаяния.

После Расплюева Ильинский-актер и Ильинский-чтец создал галерею образов бедных людей, чье достоинство было попрано «сильными мира сего», чью жизнь они разбили вдребезги, чей душевный мир они загрязнили и опустошили, чье нравственное существо они искалечили, и Ильинского-актера еще с нетерпением ждет Муромский из «Дела», а Ильинского-чтеца — Акакий Акакиевич, Мармеладов и штабс-капитан Снегирев.

Ильинский не причесывает и не приглаживает ни Шмaгy, ни Счастливцева, ни тем более Расплюева, но он стремится в каждом из них найти человеческие черты. Он не оправдывает падших — он призывает к ним милость зрителей. И в этом смысле Ильинский — глубинно русский художник, продолжатель традиций Пушкина и Гоголя, Щепкина и Прова Садовского, Достоевского и Льва Толстого.

<...>

В Малом театре Ильинский стал по-иному играть Счастливцева. От раннего, мейерхольдовского спектакля осталась картинность жеста, остался, разумеется, смех, временами такой же беспечно веселый.

О своем исполнении Хлестакова в возобновленном на сцене Малого театра «Ревизоре» Ильинский писал в статье «Драматург-режиссер»: «Отказываясь от излишеств, от засоряющих или второстепенных деталей, я ни в коем случае не хотел засушить или обеднить образ; все краски, которые, мне казалось, способствуют его раскрытию, я оставлял».

<...>

Под любой неказистой, с виду непривлекательной или же смешной оболочкой Ильинский умеет отыскать душевные сокровища. Его Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна, о которых он с такой любовью рассказывает на своих литературных концертах, вовсе не «небокоптители». Конечно, в наружности старосветских помещиков, в их привычках, в образе жизни много смешного, много нелепого. Но эти смешные люди наделены редкостным талантом — талантом любви и заботы: вот что показывает и доказывает всем своим исполнением Игорь Ильинский.

<...>

В течение многих лет, еще с довоенного времени я не пропускаю почти ни одного литературного концерта Игоря Владимировича Ильинского и могу засвидетельствовать, что не было еще при мне такого случая, когда бы аудитория — самая при этом разная — осталась безучастной к судьбе Карла Иваныча из «Отрочества» Льва Толстого — старого учителя, привыкшего к семье Иртеньевых, полюбившего Николеньку и Володю, как родных детей, и вдруг получившего приказ от господ идти на все четыре стороны.

Ильинский, разумеется, читает рассказ Карла Иваныча без грима, но — таково колдовство перевоплощения! — перед нами с первой минуты старик немец, немец с головы до пят. И в каждой складке его лица сквозят добродушие, великодушие и затаенная грусть, приглушенно звучащая уже в первой фразе: «Я был нешаслив ишо во чрева моей матрри».

<...>

Критики много писали об Ильинском в роли Акима из «Власти тьмы», хвалили eгo единодушно. В самом деле, это исполнение безукоризненное, такое, каких немного в истории театра любой страны. Вот он, лохматый, сивобородый, слегка ссутулившийся от многолетнего тяжкого крестьянского труда, хотя еще бодрый и крепкий. Из себя невидный, невзрачный. Мужичок как мужичок. Да еще и косноязычный вдобавок. Но в его косноязычных речах — народная мудрость. А самый сильный момент в игре Ильинского — молчание Акима. Взгляд и вся его фигура делают это молчание красноречивее любого обличительного монолога, красноречивее самой страстной филиппики.

<...>

Защита обездоленных и обойденных, защита неназойливая, осуществляемая тонкими художественными средствами, поиски того золота, что на беглый взгляд не блестит, поиски золота самородного, душевного под неприглядной, как будто бы ничего не обещающей поверхностью, под грубоватой иной раз корою, за смешным или заурядным обличьем, раскрытие богатого внутреннего мира у честных бедняков, у простых душ во флоберовском смысле этого выражения — такова одна ипостась гуманистической cyти Ильинского. Другая ее ипостась — сатира. Осмеивая зло, Ильинский служит добру; осмеивая кривду, он служит правде не менее верно, чем когда вызывает у зрителей слезы сочувствия к униженным и оскорбленным. И сколько их, кого Ильинский заклеймил и пригвоздил к позорно­му столбу, а в их лице — сколько выставленных на поглядение и осмеяние общественных уродств, пороков и пережитков: Загорецкий. Хлестаков, Мурзавецкий, Крутицкий, Юсов, городничий, Фома Опискин, Фамусов, показанные на сцене Малого театра; «хамелеон» из одноименного чеховского рассказа, «пустоплясы» из сказки Щедрина «Коняга», «лазоревый полковник» из поэмы А. К. Толстого «Сон Попова», показанные на эстраде; Присыпкин, сыгранный в Театре имени Мейерхольда, Бывалов из кинофильма «Волга-Волга». <...>

Любимов Н. Игорь Ильинский // Новый мир. 1963. № 12. С. 161–177.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera