Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Верьте Толстому!
О работе над образом Акима в спектакле «Власть тьмы»

<...> Ведь не секрет, что в советское время «Власть тьмы» ставилась робко и редко. Несмотря на ее обличительную силу, многое в ней казалось продиктованным не критическим реализмом Толстого, но его философскими заблуждениями. И больше всего беспокоил Аким — христианствующий, резонерствующий, беспрерывно взывающий к богу и словно вместивший в себя одного все слабые стороны толстовского учения.

Легко понять мое волнение, когда несколько лет назад я оказался перед необходимостью сыграть на сцене Малого театра именно этот сложный для советского актера образ.

С первой минуты я понимал, что встреча с Толстым может до дна перевернуть мою творческую жизнь, преобразить меня как артиста и человека. И не только потому, что я, представитель так называемого комедийного амплуа, чуть ли не впервые получил возможность попробовать свои силы в драматической роли. Ведь это был Толстой, национальный герой, с детства обожаемый мною писатель, оказавший решающее влияние на мое духовное развитие.

Должен сказать, что отдавая себе отчет, какие подводные рифы ждут меня на пути воплощения роли Акима, я сам ее выбрал. Режиссер спектакля «Власть тьмы» с Малом театре Б. Равенских представлял себе меня и в роли Митрича, более близкой мне бесхитростным юмором, добросердечием, русской сметкой и озорством. Митрича играть было проще, Акима труднее. Но что-то очень личное и дорогое всколыхнулось во мне при соприкосновении с этим образом.

Однако на первых порах я растерялся. Я не знал, как остаться верным Толстому и в то же время не погрешить против собственных взглядов на жизнь, истолковать образ в соответствии с советской идеологией советского художника. Был момент, когда я чуть не отказался от роли, но могучий талант Толстого захватил меня и увлек на дорогу правды, властно требуя доверия к себе.

Я понял: мы совершаем ошибку, когда механически грубо делим Толстого на художника и мыслителя. Каждый его образ — это сложный сплав, и даже если тот или иной персонаж несет на себе печать непротивленческой философии, всегда есть возможность опереться на достоверную основу данного характера, посмотреть, чем он продиктован в жизни.

Аким Толстого — воинствующе религиозен. По всякому поводу он поминает бога, в любом происшествии видит божий промысел. В то же время по своей функции в пьесе Аким — положительный герой. Как поступить советскому актеру, когда он получает такую роль? Можно было попытаться смягчить, завуалировать страстность акимовских суждений о боге, укрыть их за характерностью, нейтрализовать юмором. Это был путь вульгаризации, и мы на него не встали. Решение пришло тогда, когда мы попробовали опереться на общий нравственный пафос произведения, взглянуть на Акима с народной точки зрения.

Я понял, что бог Акима — это выстраданный мужицкий бог, что за этим псевдонимом укрыты народные представления о чести, о совести. Это трудовая деревня, обороняясь именем бога, защищает свои моральные устои от скверны жизни, в чем бы она не проявлялась: в пьянстве ли, в разврате, в спекуляциях «банки», в любом преступлении, порожденном «тьмой» деревенской и городской.

Когда бог Акима накрепко ассоциировался для меня с понятием совести, с народным убеждением, что во всяком деле «душа надобна», мне сразу стало в роли легко. И я уже не только не смягчал, но, напротив, всецело отдавался религиозности Акима, потому что за ней вставала для меня большая историческая конкретность.

Аким для меня — не моралист и не резонер, как порой понимали этот образ. Мне кажется, что Аким кровью сердца оплачивает каждое огорчение, которое его подстерегает в жизни, что он непримиримо активен в своей борьбе за совесть и не идет на компромиссы ни в чем. У Толстого несколько раз сказано об Акиме: «разгорячась» и даже «взвизгивает». У нас он не столько взвизгивает, сколько взвивается всякий раз, когда видит нечто противное его убеждениям. Я особенно искал остроту и силу реакции Акима на ложную клятву сына в первом акте, когда тот, отрекаясь от Марины, осеняет себя крестом, искал неопровержимость мужицкой логики героя, когда он осуждает бесчестность «банки» и, сидя на печке, почти физически страдает, видя, как куражится пьяный Никита, прохваченный всеми соблазнами буржуазного города.

Так мы поверили Толстому, и он вознаградил нас за это живым ощущением правды, которое испытывают все участники спектакля. И если уж быть до конца откровенным, придется сказать, что в финале мы были недостаточно последовательными в осуществлении собственного принципа. Финал поставлен несколько картинно, одними режиссерскими средствами. Трагедия Толстого не завершается катарсисом: нет «очищения», захватывающего всех присутствующих и проникающего из души в душу. Боязнь религиозного экстаза умалила значение подъема нравственного. <...>

Ильинский И. Верьте Толстому // Литературная газета. 1960. № 138. С. 5.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera