Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Виктория Белопольская написала в «Экране и сцене» (1994, № 42) заметку о фестивале под названием «Королю холодно». Смысл ее — недовольство решением жюри. Это бы ладно. Я и сама всегда недовольна решением жюри, если не вхожу в его состав. Но важно: как, как, Фефе, ты меня не любишь?!
Оказывается, жюри присудило призы не по недоумию даже («при всей своей компетентности»), а поскольку находится «в тенетах советской мифологии». «Тяготит опыт жизни в СССР с его мифологиями».
Это такой теперь способ идеологической борьбы. Прежде говорили: лишенцы — то ли из дворян, то ли из священнослужителей, ну, другой опыт жизни, не советский какой- то, тьфу, то есть не демократический. Теперь вот — в тенетах другой, враждебной нам мифологии.
Но главное: живописно обрисован образ Артура Пелешяна. Королю холодно — это про него.
Почти половина заметки посвящена соображениям о том, что Пелешян специально приехал в легкой обуви в суровый уральский край, чтобы организовать бытовое внимание вокруг себя и таким путем — вокруг своего фильма. Каков гусь оказался!
Вынуждена много цитировать, иначе мне не поверят: «...главный миф, касающийся отечественного неигрового кино, бессознательно поддержанный екатеринбургским жюри, заключается в том, что документальным кино у нас занимаются славные, искренние, одаренные ребята. Бедные — в обоих смыслах этого слова, как бедна была „бедная Лиза“... Поэтому Пелешян и его картины (именно вкупе — срежиссированный образ автора и его творенье) получают Гран-при».
Выходит, Артуру Пелешяну жюри, находясь в бессознательном состоянии, просто подало на бедность. А на самом-то деле фильм его вторичен, и вообще Пелешян не только аферист, но и ворюга, ибо в своем фильме «использует тот же материал и тот же прием, что и Виктор Семенюк в снятой им несколько лет назад «Казенной дороге». ‹…›
Итак, выходит, жюри перекривило подлинный облик фестиваля (я только еще раз напомню, что решение о Гран-при совпало с рейтингом критиков и зрителей) и наградило какое-то мерзнущее старичье, в то время как были на фестивале и «полнокровные» документалисты, «девственники». Опять же не подумайте, что это моя образная система. Нет. Мы с Пелешяном чужого не берем. Это Виктория развивает ослепительно натуралистический образ. Как некогда царь Соломон, когда в старости стал мерзнуть, сажал себе на колени «девственницу, чья кровь горяча», так на колени Пелешяна следует посадить «тех, кого не тяготит опыт — опыт жизни в СССР с его мифологиями». В качестве «девственников» предлагаются «полнокровные» Роднянский и Анчугов.. ‹…›
Похоже, Виктория решила отстреливать документалистов по возрастному признаку. Надо же, уже мерзнет, а еще живой. Досадно. Похоже, она, не имея «опыта жизни в СССР с его мифологиями», представляет, что человек приезжает на фестиваль в летней обуви, чтоб уж наверняка получить Гран-при.
Но не надо беспокоиться. На всех нас в свое время найдутся более полнокровные. Что делать? Остается только стараться оценивать художественный предмет со стороны эстетической, а не «из видов», как сказали бы те, у кого есть опыт жизни еще в царской России.
Донец Л. Артур Пелешян и другие // Донец Л. Слово о кино. М.: Вагриус, 2000. С. 182-196.