Сейчас часто говорят о разнице между цифровым и пленочным кино. Стали бы вы снимать «Беловых» на цифру, если бы была такая возможность?
Сегодня, безусловно, да — и было бы лучше. Но вот кинематографическое образование должно происходить на кинопленке; правда, сейчас это не всегда возможно. Вот сегодня умер Герц Франк, который на меня очень сильно повлиял. Я ребенком купил его книгу и смотрел его фотографии. Для меня это было открытием — я помню снимок, на котором был цветок на асфальте и были следы машины, затормозившей перед цветком. Я бы рекомендовал всем документалистам, которые не прошли школу фотографии, не научились делать кадр таким, чтобы он выражал что-то помимо изображения, вернуться в первый класс и начать фотографировать.
Это связано с тем, что пленка дисциплинирует? Или с аурой, фактурой пленочного изображения?
Дисциплина, фактура и уважение к кадру. Вот есть камень, глыба, и вы хотите сделать из него скульптуру. Вы ее уже увидели, но вам нужно убрать лишнее. Вы это лишнее убираете, но нужно быть очень аккуратным, потому что если вы неаккуратно стукнете, все будет не таким, как вы хотели. То же самое с кадром — каждое движение должно быть сделано с уважением. Мой первый фильм снят один к одному, а «Беловы» — уже один к трем; фильм идет час, а снято было 3 часа. Сейчас такое представить невозможно, сейчас снимают 1 к 100. Это то же самое, как лепить из глины скульптуру, то есть у тебя есть любая возможность, не понравилось — тут же снял и переделал. Кино сегодня в основном построено на содержании. Раньше кино было построено на изображении, художественное качество картинки само по себе говорило, без дикторского текста. Сегодня снимают только то, что происходит: видишь, что кто-то дерется, — так снимай! Раньше было по-другому, раньше бы спросили: а отвечает ли сам кадр тому, что происходит, поставил ли ты на правильную высоту камеру, правильно ли ты навел на фокус, на том ли уровне сделал экспозицию, правильно ли двигаешь камеру?
То есть сегодня происходит инфляция кадра?
Не просто инфляция, а девальвация. Сейчас абсурд происходит, особенно у нас. Когда-то мы, поляки, отчасти голландцы, а в основном мы и поляки были ближе всего к идеалу. В художественном смысле. У нас даже учебные работы делались на 35 мм. Пленки мало было, поэтому ты раз шесть должен был подумать, вставишь ты этот кадр в картину или нет. Сейчас ты просто снимаешь, а вставишь или нет — решаешь уже на монтаже. Но вот я сказал, что если бы сегодня снимал, то снимал бы на цифру, на 8K c функцией pre-recording. Эту опцию мало кто заметил, а на самом деле она — абсолютно революционная. Суть ее заключается вот в чем: предположим, мы знаем, что сейчас в комнату войдет человек. Но нам хочется, чтобы до его появления у нас в кадре была хотя бы одна секунда или две. Но мы же не можем ждать вечно — может, он придет через минуту, а может, через час. И в результате мы скорее всего пропустим тот самый момент, когда он войдет. Что делали раньше? Просили: слушай, а ты не мог бы еще раз войти? К сожалению, даже самые лучшие режиссеры делали такие вещи. Поэтому даже у лучших режиссеров ты видишь, что половина — это псевдодокументальное кино. Или идет интервью, пленки нет — и вдруг человек сказал что-то особенное, а ты это не записал. Так вот, с функцией pre-recording камера записывает 30 секунд по кругу. 30 секунд до того, как он открыл дверь, будет записано.
Герц Франк, которого вы упомянули в начале нашего разговора, постоянно говорил о необходимости совмещения в документальном фильме и образа, и факта. Но возможно ли это? Факт — это объективность, образ — субъективность...
Да, их гармония возможна. Для меня не существует кино, построенного на факте без художественной формы — так же как и на художественном вымысле без содержания. Это, строго говоря, абсурд. В кино камера так или иначе фиксирует реальность. Хотя то, что она фиксирует, — это больше реальности, больше, чем то, что вы увидите потом. Допустим, мы сидим перед камерой, и вы начнете мне сейчас лгать, но то, что происходит на фоне, — это ведь правда! Это же происходит, если сегодня внимательно смотреть хронику и не слушать, что тебе говорит диктор. В кадре видно, как люди одеты, улыбаются ли они, что у них на лице написано. Видно, счастливы они или нет. Если вы умеете пользоваться глазами, вы увидите, что часть кадра — фальшивая, а часть — реальная. В этом смысле наша работа намного проще, чем работа литератора, к примеру. Но это только на первый взгляд. Любой человек, у которого есть камера, думает, что он режиссер. Отсюда это перепроизводство изображений, видео, фильмов. Человек думает: у меня есть факт, я сниму документальный фильм. Он думает, что фиксирует факт и что это хорошо. А я в этом не уверен.
Что же мешает ему фиксировать факт, просто производя оттиск, реплику реальности на пленке?
Не существует реплики реальности в чистом виде. Обилие реальности девальвирует реальность. Люди смотрят телевизор; что они видят? Упал самолет, поймали террориста, изнасиловали ребенка. Они что, остановятся и не будут завтракать? Ничего не изменится. <...>
Виктор Косаковский: «Обилие реальности девальвирует реальность» (беседовал Василий Корецкий) // OpenSpace. 05.03.2013