Впервые, в детстве, наверное, с понятием «контрапункт» я познакомился, увидев фильм Михаила Калика «До свидания, мальчики!», и мне этот прием как способ рассказа очень понравился. Он произвел на меня огромное впечатление тогда и производит до сих пор. Изображение в какие-то моменты было противоположно музыке, звуковой образ не совпадал со зрительным. Потом, позже, когда я уже осознанно смотрел картины Калика, я понял, что «Человек идет за солнцем» был абсолютно новаторским фильмом — в монтаже, в ощущении мира, в попытке увидеть мир глазами ребенка — и вместе с тем выражал атмосферу начала 60-х.
Сегодня могут бросаться в глаза формальные приемы в этой ленте, изощренность визуального ряда. Но «До свидания, мальчики!» — это картина, которую вообще не трогает время: ее можно смотреть сегодня, завтра и послезавтра. Она абсолютно адекватна любому времени, она не устарела ни капли, и более того — очень многое в будущем выросло из этой картины. Атмосфера предвоенного счастья, которое потом повторялось в разных фильмах, ощущение юности, светлое лето, море — блестящее и осязаемое — и, конечно, интонация музыки Таривердиева, открытая в кино Каликом и использованная впоследствии многими режиссерами. Рассказ о радостном бытии, которое заканчивается трагично: мы этого не видим, но понимаем, что внутри этого счастья зреет трагедия. Вот это сложное переплетение волнует, будоражит зрителя. В известной мере моя первая картина «Русский рэгтайм» подспудно связана с фильмом «До свидания, мальчики!», хотя я их не сравниваю, но это заметил сам Микаэл Таривердиев, видимо, эта интонационная общность возникла из подсознания, потому что образы Калика во мне жили.
Сегодня, к сожалению, лирическая интонация существует только в каком-нибудь сериале «Сваты» — это единственная лирика, которую мы можем себе позволить. Кино у нас жесткое в основном, несентиментальное. И конечно, один грамм Калика я никогда не поменяю на тонну сегодняшнего кино. Я думаю, что эта интонация никуда не ушла, просто «тренд» — слово, которое почему-то так часто сегодня используют, — поменялся, мода другая. Люди, склонные к лиризму, желающие делать другое кино, боятся не успеть за поездом, идущим в никуда, кстати, и пытаются соответствовать этому направлению. Фокус успеха лучших фильмов 60–70-х годов в том, что люди соответствовали самим себе. Кино рождалось от желания режиссера или сценариста рассказать о чем-то, поделиться чем-то. А не оттого, что, грубо говоря, пришло «бабло» сверху и необходимо его как-то в фильм претворить. Здесь уже речь не идет о стилистике и языке. <...>
Калик принял меня в профессию, и уже за это я ему очень благодарен.
Он был председателем приемной комиссии на Высших режиссерских курсах, когда я поступал. Язык фильмов Калика — язык чистых образов, когда ничего не нужно объяснять словами, практически ушел из сегодняшнего кино, потому что за последние двадцать лет мы воспитали зрителя, который не способен понять простейшей склейки. Если после плана «взгляд человека» мы немедленно не покажем то, что он видит, зритель ничего не поймет. Я редко хожу в кино. Меня раздражает хруст попкорна и беспрерывный разговор в зале. «Куда это он смотрит?» — «Он на нее смотрит». — «А почему она упала?» — «Потому что он ее толкнул». И когда Никита Михалков предлагает ввести курс кино в школе, я целиком поддерживаю эту идею, потому что надо начинать с нуля — воспитывать зрителя. И только через двадцать лет, может быть, мы воспитаем зрителя, который будет способен понять, что снял Тарковский. Образный кинематограф уходит, потому что уходит образно мыслящий зритель. Или он не приходит в кинотеатр. И это говорит плохо о времени, а не о фильмах.
Но все же я думаю, что «время Калика» вернется — так не может продолжаться всегда, как невозможно постоянно слушать немелодичную музыку. Микаэл Таривердиев мне говорил когда-то: «Что бы сейчас ни происходило, все вернется к гармоничной форме, все вернется к мелодии». Это правда, потому что так устроен человек. Но искусственно поддерживать нелюбовь к себе и к окружающим можно, видимо, долго. <...>
Урсуляк, С. Михаил Калик. Другое ощущение жизни. // Искусство кино, 2012. №11.