1933 год был для нее счастливым — кинематограф словно приглядывался к ней, приценивался к ее возможностям.

Приценивался, по правде сказать, грубовато, что иногда свойственно кинематографу, но все же доброжелательно и, уж во всяком случае, не грубо — как было два года назад, когда Любовь Орлова впервые появилась на киностудии. Тогда режиссер (не стоит называть его имя — оно достаточно знаменито), ткнув пальцем в ее нос, где сбоку притаилась крохотная родинка, объявил, что с такой отметиной нечего и думать о кино. «На экране она будет ростом с автобус».
Родинка не смутила, однако, Григория Львовича Рошаля, который тоже видел Орлову на сцене и без колебаний (даже без проб) доверил ей довольно заметную роль в фильме «Петербургская ночь».

Грушенька — актерка бродячей труппы, недолгая дорожная любовь Егора Ефимова, крепостного музыканта, «за талант» отпущенного на волю. Роль небольшая, но из тех, что именуются в актерском лексиконе выигрышными. Есть Грушенька и Грушенька. Есть кроткая, тихая, матерински-ласковая девушка, душой и телом прильнувшая к беспутному скрипачу-самородку. И есть бродячая актерка, услаждающая захолустную публику пошлыми куплетцами, многозначительными телодвижениями, резвым галопом с подергиванием платья и приоткрыванием «кое-чего». В конце концов обе они трагически сходятся в финале.

«Что же вы толкаетесь и вырываетесь?» — петухом поет комик во время очередного представления.

«Что же вы забываетесь и прижимаетесь?» — вторит ему Грушенька, видя меж тем, как любимый ее, родной Егорушка бросает играть, укладывает скрипку в футляр и, оттолкнув антрепренера, покидает театр. Покидает ее.

Любовь Орлова делает все хорошо, правильно. Уверенно держит в голосе, во всей своей женственной стати ноту нежности и страдания. И даже гадкая водевильная сценка не выглядит благодаря ей так уж гадко, а смотрится скорее занятно и не роняет вовсе актерского и человеческого достоинства ее героини.

В этой роли Орлова мало похожа на ту, которая всенародно известна. Многое мешает узнать ее. И волосы — длинные, темно-русые, на пробор. И темное тяжеловесное платье, заметно укрупняющее фигуру. При сильном желании можно углядеть и родинку — но она-то как раз и не мешает. А вот лицо, как ни странно, кажется менее молодым, чем в будущих фильмах. Возможно, действует, помимо всего прочего, стилевой колорит — мрачноватый, тягостный.
Все же стоит отметить, что роль эта, пусть очень отдаленно, предвосхищает главные роли Орловой. Во-первых, тем, что пребывает актриса в своей исконной, можно сказать, природной стихии — музыкально-драматической. Во-вторых, тем, что играет актрису. Вспомним, что главная, наиболее частая стезя ее комедийных героинь именно артистическая.

Отснявшись весною у Рошаля, Любовь Орлова почти сразу, то есть летом того же года, начинает сниматься у Юрцева. Юрцев был признанный комедиограф, к тому же затейник, весельчак, жизнелюб — душа компаний, кладезь остроумия. Между прочим, начинал он в том же театре Пролеткульта — как актер — вкупе с Александровым и прочими «эйзенштейновцами». Участвовал в историческом капустнике «На всякого мудреца довольно простоты» и так потешно, так страстно выпевал «Эх, яблочко», что публика плакала от хохота.

Фильмы его, к несчастью, не сохранились. Судя по отзывам прессы, воспоминаниям очевидцев, это были бытовые комедийки, не особо окрыленные «душой и настроением» (выражение Эйзенштейна), но не лишенные живой выдумки. За недостатком лучшего их не очень третировали.

В комедии, которую Юрцев снимал в 1933 году (первоначальное название «Баба Алена», прокатное — «Любовь Алены»), была небольшая роль жены американского специалиста — естественно, американки. На эту роль и пригласили Любовь Петровну.
Говоря начистоту, ставка делалась на ее типажность — роль была несложная, да еще и немая, как и весь фильм. От нее много не требовалось — только то, что было присуще ей в жизни: сдержанность, нечеткая национальная внешность, обаяние, хорошие манеры. <...>

Кушниров М. Светлый путь или Чарли Спенсер — М. ТЯРТА-Книжный клуб. 1998.