В особняке на Новинском бульваре (ныне улица Чайковского) давался детский бал. Федор Иванович Шаляпин имел обыкновение трижды в году устраивать для своих детей — и их друзей — воскресные утренники.

Праздничный зал, яркие костюмы, музыка, веселье — все это завораживало собравшуюся детвору. Среди приглашенных был и я — восьмилетний мальчик, ученик младшего приготовительного класса, единственный — в гимназической форме.

Юные гости все прибывали — знакомые мне и незнакомые. Радушный хозяин дома, казавшийся нам таким огромным, приветствовал входящих своим громовым голосом. И вдруг в дверях показался... ангел. Весь в чем-то розовом, воздушном... Это была маленькая девочка, белокурые локоны спадали на ее плечи. Шаляпин поднял ее на руки. Я смотрел на нее как зачарованный... и очнулся, когда услышал голос хозяина:

— Дамы приглашают кавалеров.

И тогда это розовое облако подплыло ко мне и произнесло:

— Я вас приглашаю, кавалер!

Так произошло мое знакомство с Любовью Петровной Орловой, которой в ту пору было шесть лет. С Ирочкой — старшей дочерью Федора Ивановича, моей сверстницей, — мы были на «ты». Но к розовому ангелу я обратиться на «ты» не посмел. Вот с тех пор мы и говорили друг другу «вы».

Прошло тридцать лет и еще три года. Началась война. Перед отъездом на фронт я пришел попрощаться с Любовью Петровной и Григорием Васильевичем Александровым. Были сказаны какие-то бодрые и вместе с тем грустные слова, незаконченные фразы... Неожиданно Любовь Петровна попросила меня спуститься с нею на улицу. Мы сели в их машину, куда-то поехали и остановились у проходной авиационного завода. Любовь Петровна оставила меня в машине, а сама прошла в здание. Скоро она вернулась, держа в руках две пластинки из пуленепробиваемой стали. На одной из них была наклеена ее фотография.

— Надпись на карточке прочтете только после победы! — сказала Любовь Петровна. Затем она вложила пластинки в нагрудные карманы моей гимнастерки и благословила меня. Так я ушел на войну бронированным.

9 мая 1945 года в Праге я вынул обе пластинки из карманов моей гимнастерки. Левая — та, что прикрывала сердце, осталась нетронутой. А в правой оказалась вмятина: пуля (или осколок) уткнулась в нее... Когда я отделил от пластинки фотокарточку, то прочитал на обороте: «Хотя я и кричала на вас иногда, — знайте: это было по дружбе. От всего сердца желаю вам счастья, желаю вам удачи и чтобы вам было хорошо. Ваша Любовь Орлова».

Прошло еще тридцать, но на сей раз без трех лет с того памятного дня в начале войны. Я пришел к Любови Петровне на ее семидесятилетие и сказал:

— Вот, Любочка, сочинил для вас сценарий. Принес пока только одну страницу. На ней — список действующих лиц. Начинается он с основных. Вы играете Екатерину Алексеевну — императрицу всероссийскую. Следующий персонаж— Григорий Орлов, ее возлюбленный. Он боготворил свою повелительницу, поэтому фильм должен называться: «Любовь Орлова».

Это была шутка. Сценариев для Любови Петровны я не писал: я был только восхищенный зритель, благодарный судьбе за дружбу с прекрасной актрисой.

Я всерьез думаю, что Любовь Орлова сохранила мне жизнь. Как и многим другим. Не авиационной броней, а тем, что мы часто в трудные минуты вспоминали о ней, и чудесный ее образ прибавлял сил.

Прут И. Чудесный дар. // ИК. 1982. № 10.