<…> Оставим, однако, в стороне туманные пути развития коммерческого кинематографа, поговорим о том, что еще может спасти наше кино как искусство. Думаю, что здесь нам лучше всего перестать грезить на западный лад и проснуться, попытавшись понять, пережить и трезво осмыслить то, что случилось с нами, но не как с обществом, а как с людьми. Именно этот путь оказывается сегодня наиболее трудным, что продемонстрировал с исчерпывающей полнотой фильм Вадима Абдрашитова и Александра Миндадзе «Армавир».
Картина вырастает из убеждения, что вывихнутость и нестроение нашего бытия причиной своей имеют некое психологическое неблагополучие, что болезнь таится в душе. И одно из проявлений ее, один из симптомов — всеобщая выбитость из колеи, утрата «своего» — стабильного маленького любимого мира, который является как бы продолжением в пространстве нашего «я».
Отчаянные, лихорадочные поиски «своего», поиск любимой женщины — жены, дочери — и составляют сюжет этого фильма. Однако совершенно конкретная и частная житейская история, лежащая в основе сюжета, подается здесь настолько условно, с такой долей программной метафоричности, что становится ясным: она волнует авторов не сама по себе; и то, что происходит с людьми, одержимыми судорогами отчаяния и надежды, любви и ненависти — лишь способ рассказать о чем-то другом, более общем, и потому для авторов более важном. Парадокс этой картины заключается в том, что проблемы психологические исследуются не прямо, но при помощи неких абстракций, в роли которых в свою очередь выступают конкретные житейские ситуации. Как будто бы жизнь души — область для нас настолько запредельная, что проникнуть в нее можно лишь кружным путем, путем сложных логических построений.
История поисков некой Марины, исчезнувшей во время катастрофы на теплоходе «Армавир», ее отцом, от которого она сбежала, и мужем, который пробыл в этом качестве всего лишь несколько дней, — это своего рода метафора, довольно необычная для нас, но все же вполне поддающаяся прочтению. Историю эту можно интерпретировать, исходя, например, из распространенной ныне теории о незрелости, о подростковом характере психологии нашего общества, который выражается, в частности, в том, что мужчина не в состоянии уладить свои отношения с женщиной, создать семью, быть ее главой, отвечать за нее, предпочитая реализацию на уровне однополого подросткового коллектива. Действительно, оба главных героя — люди, чья психология сформирована именно таким образом. Один — военный, другой — моряк; оба они не в ладах с женщинами: первый лишил свою жену родительских прав, а второй вообще большой ходок, вызвавший к себе такую ненависть женской части команды, что они всей гурьбой явились после катастрофы его оскопить... Утрата Марины, любимой женщины, которой оба они, в сущности, никогда не выдели, это как бы горький символ их человеческой неудачи, символ жизненного, поражения, несостоятельности этого человеческого типа, репрезентирующего все наше общество.
Итак, даже в исследовании психологических проблем авторы не в состоянии освободиться от предпочтения общего частному. Они сосредоточены на исследовании душевных аномалий, обусловленных внешними и общими для всех причинами, ибо именно этот слой человеческой психологии кажется им определяющим, находится как бы в фокусе изображения. Поражает, насколько точно, естественно и органично воссоздано в фильме это «общее» — например атмосфера коллективного безумия, царящая в парке, где бродят полуодетые пассажиры «Армавира», испытавшие шок после встречи со смертью, и насколько многословно, и неубедительно, и натужно развивается здесь главная сюжетная линия, связанная с судьбами конкретных людей. Художественная ткань фильма не выдерживает такого напряжения и рвется на куски; в нем есть цепь завораживающих картин, где мир предстает в бредово-искаженном видении человека, пережившего катастрофу, и странное, непонятное, оставляющее чувство неловкости усилие поведать нечто глобальное, насильственно втиснутое в рамки житейской истории, все составные части которой от этого утрачивают свои конкретные очертания, свой эмоциональный и психологический смысл.
Те слои человеческой психики, которые являются областью сугубо индивидуальной, а не социальной психологии, не относятся к числу механизмов социализации и, значит, достижения комфортного тождества с обществом себе подобных, та часть нашей души, где таится наша неповторимость, наша уникальная предназначенность, кажется чем-то абсолютно несущественным для решения наших общих и частных житейских проблем. Социальное существование советского человека настолько отделено от жизни личности, что воссоздать, реконструировать единство этих начал наше кино сегодня оказывается не в состоянии.
Сиривля Н. Темные силы нас злобно гнетут. // Искусство кино. №12. 1991