<…> Время пришло. Почему-то. Для меня, во всяком случае. Да и не в первый раз я о Бондарчуке задумался, если честно. К тому же лично его хоть не­ много знал, и беседовал пару раз всерьез. Но не в том суть. Фигура, как выяснилось со временем, особенно по русским масштабам, огромная, и снимал опять-же, как стало ясно, всерьез и надолго, как мало кто из наших, хоть стремились к такому же если не все, то многие. А достиг в режиссуре, пожалуй, он один-единственный. Судить следует по пикам, а их у него целых два: «Война и мир» и «Ватерлоо». И сколько бы эти фильмы не шли - не оторваться.

Так как же так случилось? И кто же он такой, этот народный-перенародный лауреат всего и вся С. Ф. Бон­дарчук или иначе просто «Бондарь», как его, разуме­ется, за глаза, с разными интонациями и оттенками величали его московские коллеги...

Звезда его вспыхнула сразу, после войны, еще при Вожде и Учителе, Ученик Сергея Герасимова снялся целых (тогда это было много) два раза в фильмах, меся­цами не сходивших с экрана (время-то малокартинья!), в «Молодой гвардии» С. А. Герасимова в роли Валько и в «Тарасе Шевченко», сыграв роль великого кобзаря, как мы тогда именовали украинского поэта в школьных сочинениях. Легенда гласит: Сталин, посмотрев этот фильм, якобы сказал: «Вот этот (С. Ф. Бондарчук) — под­линно народный артист». И молодому актеру (было ему только 28 лет, если не ошибаюсь) сразу, минуя ступени заслуженного и даже народного РСФСР, было присво­ено высочайшее звание народного артиста СССР! По званию он сразу догнал и своего учителя С. А. Герасимо­ва и легендарных тогда Любовь Орлову и Н. К. Черкасо­ва или Н. К. Симонова. Сразу! В один прыжок. Москва и Питер гудели. Этот беспрецедентный случай стал единственным в истории советского кино. Завистники ждали скорого провала счастливчика, кто-то просто по­жимал плечами и посмеивался... Другие цедили нечто вроде... «поживем — увидим»...

О Сергее Бондарчуке мы, зрители, молодые чита­тели газет, знали чрезвычайно мало. Кто он? Откуда? Каков его характер, образование и круг его интересов? <…>

Что же касаемо вновь испеченного народного арти­ста всего Советского Союза, было известно (мне школь­нику, во всяком случае), что он пришел во ВГИК после фронта, что был на несколько лет старше остальных молодогвардейцев ленты Герасимова и что женился на Любке Шевцовой — Инне Макаровой, которой восхищался многомиллионный советский зритель...

Не упомню никаких интервью С. Ф. (может и были?), никаких публичных панегириков ни в адрес Партии и Правительства, ни даже в адрес Самого, обмолвившегося той сакраментальной фразой «Вот, мол, настоящий народный...»

Да и много позже, когда он сыграл в «Сереже» Данелии и Таланкина или Доктора Дымова в «Попры­гунье», Отелло в фильме Юткевича, не припоминается никаких сенсационных громких высказываний актера — Бондарчука... О нем много и разнообразно писали, обсуждали, он сам был не красноречив и, как мне кажется, закрыт и, не побоюсь слова, скрытен. О нем говорили, сплетничали, судачили. Вот, мол, бросил Инну Макарову и зароманился, а потом и же­нился на красавице Дездемонне — Ирине Скобцевой. Первый и единственный советский артист, которого выпустили сниматься в буржуазную Италию. «Шевро­ле» себе привез! Факт по тем временам небывалый. Даром, что «Шевроле» был подержанный и никаких таких буржуазных миллионных гонораров Бондарчуку получить тогда не светило... Но все эти разговорчики и разговоры затмила новость: Бондарь-то будет снимать кино как режиссер! Эк куда его занесло: режиссуре не учился, университетов не кончал, а берется за фильм по широко тогда известному рассказу классика советской литературы М. Шолохова «Судьба человека»! Взялся, снял, сыграл. Успех. Признание. И не только в Союзе.

Но в самом конце 60-х я еще чувствовал иронию по отношению к этому загадочному Бондарю. Так слу­чилось, что в это время в конце 60-х мы жили в одном с ним кооперативном доме. Там же жил Владимир На­умов, а его друг Александров Алов — в соседнем с нашим. Вместе они снимали замечательные фильмы «Мир входящему», «Скверный анекдот», позже «Как закалялась сталь» и «Уленшпигель». Режиссеры — интеллектуалы, острословы и умники... Однажды мы возвращались вместе в наши дома в районе Аэропортовской из Дома кино после просмотра какого-то зарубежного фильма. В машине этой ехал и С. Ф. Не помню деталей разговора, но четко помню шутливо-иронический тон, в котором «левые» режиссеры Володя и Саша вели разговор с уже начавшим седеть Бондарчуком... Порой шпильки были на грани фола. С. Ф. отмалчивался или иногда что-то бурчал в ответ. Абсолютно беззлобно, словно подколки были отпущены не по его адресу... Все они тогда для меня, молодого актера были абсолютными мэтрами и я, разумеется, помалкивал, пытаясь понять природу от­ношений между собеседниками-режиссерами, один из которых С. Ф. Бондарчук, к моему удивлению, только что-то бурчал в ответ и совсем не собирался поставить на место иронистов и соседей. Боюсь ошибиться, но ирония была вызвана действительно тем неслыханным фактом, что С. Ф. Бондарчук решил снимать уже не советского классика Шолохова, а величайший из Великих романов всех времен и народов «Война и мир» Л.Н. Толстого!

Весть об этом предстоящем событии обсуждали ВСЕ.

До того на мировых экранах и даже у нас в стране с огромным и неожиданным для нас, русских читате­лей и зрителей, успехом была показана американская экранизация великого романа Толстого. Стало быть дуэль? «Наш ответ Керзону»? Похоже, что так. Но кто, кто решился?

Все тот же кобзарь-Бондарь! Да, уже была «Судьба человека» про попавшего в плен простого русского солдата почти монофильм автора экранизации рассказа Шолохова «После первой не закусываем...» Да, снято мастерски, раскадровано превосходно, все достоверно, стильно, эмоционально... Но эпопея «Война и мир», философский роман, сотни действующих лиц, салон Анны Павловны Шерер, балы, императоры, их свиты, пожар Москвы, Андрей Болконский — русский Гамлет. А кто после Одри Хэпберн — рискнет стать Наташей Ростовой? Тысячи, тысячи вопросов. Понятно — «Война и мир»... <…>

Полагаю, что американская Экранизация стиму­лировала решимость снимать нашу версию «Войны и мира», ну не могли мы согласиться, что только в области балета мы впереди планеты всей! Полагаю, что в данном конкретном случае амбиции были к месту. И началось! Кто-то остроумно заметил, что на картину Бондарчука работал не только весь «Мосфильм», Госки­но и армия — на успех задуманного С. Ф. работала вся страна! Эпопея снималась с невиданным размахом и потребовала огромных усилий ото всех служб в разных областях не только киноискусства, но и привлечения специалистов разных направлений, впрямую к кино и не относящихся... И общими усилиями дело было сделано, вопреки прогнозам скептиков!

Какую еще отечественную киноэпопею можно по­ставить вровень с лентой Бондарчука? «Освобождение» Озерова, где тоже сотни персонажей, танковые атаки, штурм городов, маршалы Жуков, Конев, Рокоссовский и сам Верховный? Картина Озерова, несмотря на значительные усилия и серьезный подход, в лучшем случае вызывала сдержанное уважение и миновала зрительское внимание. Не заинтересовало, не полюбили, быстро забыли...

Не то с четырехсерийной лентой Бондарчука! Полные сборы, подлинный интерес, сопереживание героям, шок от увиденного на экране. И не только в Союзе — во всем мире! И это несмотря на успех аме­риканской версии со всемирно известными актерами Одри Хэпберн и Генри Фонда в роли Пьера...

Если самодостаточная Америка, которую, в сущно­сти, ничто кроме собственного кино не интересует, смо­трела и приняла фильм Бондарчука и пересматривает его время от времени по телеканалам по сей день. Это дорогого стоит! Этот факт превыше и самого «Оскара», данного нашей ленте в трудные времена холодной во­йны тех лет...

А что наши высоколобые, как они тогда восприняли сделанное Бондарчуком? Вспоминается — по-разному. Главный приз, доставшийся ленте на Московском международном, сам по себе еще ни о чем не свидетельствовал. Наш фильм на нашем же фестивале... Эка не­видаль! <…>

В первой версии фильма Бондарчука «Война и мир» (на фестивале были показаны только две первые серии) были досадные огрехи, впоследствии при окончатель­ном монтаже удаленные им из ленты. Действительно сакраментальная сцена с раскрывающимися почками оживающего дуба напоминала кадр из какого-нибудь научно-популярного фильма об обновляющейся при­роде... Это, как помню, вызывало смех в зале и иронические аплодисменты недоброжелателей. Было что-то такое ещё в этом роде... В прессе начались обсуждения и разного рода суждения... Часто обоснованные. Чуть позже критик Лев Аннинский напишет книгу «Толстой и кинематограф», где честно и справедливо упрекнет все попытки экранизировать произведения нашего на­ционального гения. Досталось и Бондарчуку..

Но шли годы… и только время показало что к чему... Да, действительно конгениально воплотить сочинение библейской мощи, книгу книг «Война и мир» невоз­можно в принципе: это не под силу никому, ни одному гению кинематографа, будь он хоть трижды гений и пускай работает на него не только страна, а хоть бы и весь земной шар.

Но ясно и другое, что в сфере экранизации эпоса, а «Война и мир» — эпос масштаба Дантовского «Рая и ада» (даже эпохальное произведение Хэмингуэя «По ком звонит колокол» или «Иосиф и его братья» Томаса Манна не столь масштабны и многослойны как эпос Тол­стого), созданное Бондарчуком по военной литературе не имеет себе равных во всем мировом кинематографе всех времен и народов... Может быть, были фильмы более совершенные и немало, но в сфере экранизации классики такого масштаба, как роман Толстого — НИ ОДНОГО! И в этом уникальность и фильма, и самого С. Ф. Бондарчука. Его пика, его звездного часа! Но что лично меня потрясает, что пик-то был не единствен­ным, впереди — шедевр режиссера «Ватерлоо»...

После «Войны и мира», западным продюсерам, как я думаю, стало ясно, что лучше С. Ф. Бондарчука исторический, батальный фильм о битве при Ватерлоо с двумя полководцами Наполеоном и герцогом Веллинг­тоном не сумеет сделать никто.

Я уже не говорю о масштабности и натуральности сражения двух армий (никакой компьютеризации тог­да не было и в помине), потрясающих раскадровок и безупречного монтажа ленты, но в «Ватерлоо», как и в лучших сценах «Войны и мира», меня потрясает чувство безупречного вкуса и стиля постановщика и режиссера Бондарчука. Кто-то пошутил, что наш советский актер не может правдиво сказать реплику «Я разорён». Наши графы и князья, как правило, как-то бочком-бочком вхо­дят в двери парадных залов, мундиры на них подчастую сидят как на корове седло, а вальсируют они на уровне танцевальных площадок города Новосибирска... И во­обще, как собрать актерский ансамбль для картины, где салон Анны Павловны Шерер, первый бал Наташи Ростовой, блестящий русский императора Александр Первый, семейство Ростовых, старик князь Болконский, княгиня Марья, наконец русский Гамлет — Андрей Болконский и прочие Долоховы, Анатоли Курагины. А ведь нашел, собрал уникальный ансамбль без единой ошибки, без единого прокола. Трудно представить другую Наташу Ростову, иного князя Василия или М. И. Кутузова! Задача была невероятная по трудности, но в 60-е годы еще выполнимая. Недобитые дворяне, их дети, интеллигентская косточка в актерской среде еще существовали. Попробуй Сергей Федорович сегодня снять ту же «Войну и мир» и найти исполнителей (те­перь это называется «сделать кастинг») — он столкнулся бы с невыполнимой задачей.

Немирович-Данченко говорил, что 50 процентов режиссуры это правильное и бескомпромиссное рас­пределение ролей. У С.Ф. было поразительное чутье и продуманность кастинга...

Андрей Болконский. Сначала предполагался Олег Стриженов. Как говорят, уже на пробах они не нашли общего языка. Думаю, что Олег был недальновиден и, потеряв потрясающую роль, упустил великий шанс. С.Ф. пригласил на роль И. М. Смоктуновского. Сто­процентный выбор. Но И. М. должен был выбрать сам. Русский Гамлет — Андрей Болконский у Бондарчука или настоящий Гамлет в ленте Г. М. Козинцева... Смокту­новский выбрал Шекспира. Третьим кандидатом, во­плотившим роль князя Андрея, стал сокурсник Сергея Бондарчука по ВГИКу Вячеслав Тихонов. Рассказыва­ют, что Бондарчук выжимал из актера, что называется, все соки. Тихонова учили танцевать, ходить, держать спину, управляться с руками (руки-то должны были быть руками аристократа)... Мне кажется, что и Бондарчук, и актер блестяще справились с труднейшей задачей. <…>

То, что удалось С. Ф. Бондарчуку в двух историче­ских лентах — «Войне и мире» и «Ватерлоо», осталось лишь в обратной перспективе ушедших времен. Если внимательно смотреть на созданное Бондарчуком в его лучших картинах, ясно, что он не просто делал без­ошибочный выбор актеров, но, и это также важно, а может быть, еще важнее: он умел работать с актерами!

Скажут: а что там работать с актером Родом Стайге­ром, с одним из самых крупнейших актеров Голливуда, известных во всем мире? Или Кристофором Пламме­ром (Веллингтон) опытнейшим мастером, сыгравшим и Гамлета в режиссуре Майкла Лендхема еще в 1957 году (сам видел его блистательное исполнение на шекспи­ровском фестивале в Театре канадского Стратфорда), и тоже достаточно опытном киноактере Англии и Америки...

Да, они сами с усами и кого угодно играть научат, хоть того же Бондарчука. Это и так и не так. Наполеон-Стайгер — выдающаяся работа мастера. Однако она не могла стать таковой, если бы режиссер Бондарчук не строил мизансцены, не создавал характер и атмосферу каждой сцены, не определил бы ту или иную крупность планов актера. То же относится и к Пламмеру, да и к любому другому исполнителю пусть и маленькой эпи­зодической роли, к примеру, крошечного эпизодика, доставшегося Олегу Видову. Гибнущий молодой офицер со знаменем в руках — маленький шедевр актера, переигравшего в кино и главные, но мало запомнившиеся роли, а этот эпизод врезается в память навсегда.

Что объединяет эти две картины С. Ф. Бондарчу­ка? Исторический период, батальные сцены, стиль, математическая точность и обдуманность, достоверность деталей. Ведь если бы он, к примеру, снимал как Н. С. Михалков в «Сибирском цирюльнике» эпоху Александра III, то кадеты военного корпуса в Петербурге никогда, никогда бы не говорили на английском языке, так как общеизвестно, что вторым языком после рус­ского был французский и никакой иной. И режиссер — историограф Бондарчук никогда бы не пошел на такое нарушение во имя успеха картины у англоязычного американского или английского зрителя!.. Он вообще не суетился перед клиентом, ни перед отечественным, ни перед западным. Хотелось ли ему успеха? Разумеется. Но сдается мне, что в первую очередь его интересовал смысл им снимаемого. Ведь «Ватерлоо» — логическое продолжение главной мысли Л.Н. Толстого о войнах, как богопротивных и безумных деяниях человечества, а главное отдельных личностей, перед которыми почему-то преклоняется человечество и при их жизни, и после их того или иного ухода на гребне славы или позорного бесславия... По Толстому эти сверхлюди — если вдумать­ся, нелюди, возомнившие себя полубогами, которым все дозволено и для которых смерть одного человека солдата или офицера все-таки смерть, а смерть тысяч или сотен тысяч уже статистика....

Но эта не новая мысль так бы и осталась всего лишь декларацией, если бы режиссер не воплотил все сложности характеров, амбиций, привычек и даже чудачеств своих героев...

Не приходится удивляться, что в картинах Бондар­чука о Второй отечественной «Судьба человека», «Они сражались за Родину» режиссер добивается достовер­ности, точности — ведь сам был участником, но лента по Толстому и «Ватерлоо» свидетельствуют об огромной силе автора... Вот тебе и Бондарчук-кобзарь! По мощи и силе — Генералиссимус Советского Кино. Мне скажут: дай другому режиссеру такие же возможности (ведь ар­мия была в его распоряжении, любая техника, десятки консультантов и помощников й т. д.) и тот другой тоже мог бы совладать с эпическими полотнами. Теорети­чески возможно, но сдается мне, что надо родиться человеком, способным вести масштабные военные действия пусть и на экранном полотне, то есть быть своего рода полководцем, берущем на себя страшную ответственность перед теми, кто ему доверил, кто на него трудился, не щадя живота. <…>

Из книги: Встречи и расставания. Михаил Козаков. - Москва: Зебра-Е. 2011