Как сообщают очевидцы, в одном из советских лечебных учреждений молодая женщина в самый момент обезболенных родов пела колыбельную песню[1].
Женщина думала о старом мире.
Она пела об умирающем горе.
Ночь медленно проходила мимо ее окон.
НИЧЕГО НЕ ВИДЕТЬ,
НИЧЕГО НЕ СЛЫШАТЬ,
НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ.
Ночь — тоска.
Черный оскал чачвана.
Черная мать,
оплакивающая порабощенных сыновей,
проданных дочерей.
Ночь — чадра, слезами пропитанная.
НИЧЕГО НЕ ВИДЕТЬ,
НИЧЕГО НЕ СЛЫШАТЬ,
НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ.
Женщина думала о старом мире.
Она пела об ушедшем горе.
Ночь медленно проходила мимо ее окон.
НИЧЕГО НЕ ВИДЕТЬ,
НИЧЕГО НЕ СЛЫШАТЬ,
НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ.
Три обезьянки.
Три обезьянки.
Одна закрыла глаза.
Другая — уши.
Третья — рот.
Эмблема угнетенной женщины:
НИЧЕГО НЕ ВИДЕТЬ,
НИЧЕГО НЕ СЛЫШАТЬ,
НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ.
В черной тюрьме должно быть лицо у женщины.
Первый удар — собаке.
Второй — жене.
Всегда молчать должна женщина.
Так говорит старый мир о женщине.
НИЧЕГО НЕ ВИДЕТЬ,
НИЧЕГО НЕ СЛЫШАТЬ,
НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ.
Женщина — хитрость.
Женщина — животное.
Женщина — глупость.
Женщина — зло.
Всегда молчать должна женщина.
Так говорит старый мир о женщине.
НИЧЕГО НЕ ВИДЕТЬ,
НИЧЕГО НЕ СЛЫШАТЬ,
НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ.
Женщина должна быть рабыней мужа.
Рабыней отца.
Рабыней раба.
Всегда молчать должна женщина.
Так говорит старый мир о женщине.
НИЧЕГО НЕ ВИДЕТЬ,
НИЧЕГО НЕ СЛЫШАТЬ,
НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ.
НИЧЕГО НЕ ВИДЕТЬ,
НИЧЕГО НЕ СЛЫШАТЬ,
НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ.
Три обезьянки.
Три обезьянки.
Одна закрыла глаза.
Другая — уши.
Третья — рот.
Эмблема угнетенной женщины:
НИЧЕГО НЕ ВИДЕТЬ,
НИЧЕГО НЕ СЛЫШАТЬ,
НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЬ.
Красный луч в черной ночи.
Бай, моя девочка, бай.
Ленин,
как солнце,
взошел над землею.
Ленин,
как счастье,
взошел над землею.
ВСЁ ВИДЕТЬ,
ВСЁ СЛЫШАТЬ,
ВСЁ ГОВОРИТЬ.
Утро правды
поднялось над миром.
Бай, моя девочка, бай.
Сталин,
как солнце,
взошел над землею.
ВСЁ ВИДЕТЬ,
ВСЁ СЛЫШАТЬ,
ВСЁ ГОВОРИТЬ.
Ты не узнаешь
слез и горя.
Бай, моя девочка, бай.
Слезы ушли
со старым миром.
Горе ушло
со старым миром.
ВСЁ ВИДЕТЬ,
ВСЁ СЛЫШАТЬ,
ВСЁ ГОВОРИТЬ.
НА ВСЕХ границах
стоят часовые.
Бай, моя девочка, бай.
Они охраняют закон о счастье.
Великий закон
о человеческом счастье.
ВСЁ ВИДЕТЬ,
ВСЁ СЛЫШАТЬ,
ВСЁ ГОВОРИТЬ.
Женщина
пела
о новом мире.
Бай, моя девочка, бай.
Ее спросили,
что такое счастье.
Она долго думала над ответом,
и она отвечала так:
«Счастье
родилось
в одну ночь с твоей матерью.
Бай, моя девочка, бай.
Счастье
качалось
с ней в одной люльке.
Бай, моя девочка, бай.
Мои глаза счастливы тем,
что черный чачван
никогда не прячет от них неба и солнца.
Мои руки счастливы оттого,
что они сильны в работе
на моем собственном поле.
Счастье сердца моего
в той любви,
которая наполняет его...
...Вчера вечером,
когда я думала над своим ответом,
я почти не спала...
...Я увидела себя
на колхозном поле...
...Рядом со мной
работала моя мать.
Мы вытягивали с ней из хлопка
длинные, длинные волокна.
Всю ночь женщины кишлака Санаат
плели из них нежную шаль.
— Улиджан,
— сказала тебе мать утром, —
ты хотела учиться
в Ташкенте,
а правление колхоза
посылает тебя
в Москву.
Шаль,
которую ты держишь в руках,
соткана из счастья
наших женщин.
У этой шали
чудесная сила,
иди за ней,
и она
приведет тебя к городу,
в котором живет
мудрый из мудрейших
и справедливый
из справедливейших...
………………………………………….
…………………………………………….
...Весь день я шла по дороге и, наконец,
пришла к большому городу.
У ворот города стоял часовой.
Я сказала ему, от кого я пришла,
к кому я была послана.
Это был тов. СТАЛИН.
— Иди и учись, — сказал тов. Сталин.
Женщине — первое место.
Женщине — почет.
...и я ухожу из кишлака,
чтобы изучить алгебру,
и алгебра слушается меня.
...и я хочу быть инженером,
чтобы строить в колхозах
дома с большими светлыми окнами,
где музыка в черном ящике,
где девушки с ясными глазами
УЧАТ
ВСЁ ВИДЕТЬ, ВСЁ СЛЫШАТЬ, ВСЁ ПОНИМАТЬ.
...и я хочу быть врачом,
чтобы лечить болезни
и помогать роженицам...
...и я хочу стать
комсомольским работником,
чтобы быть похожей на
Ханумджан Аттабаеву,
и вести девушек к новой жизни...
Вертов Д. Из наследия. Том 1: Статьи и выступления. М.: Эйзенштейн-центр, 2004.
[1] Судя по рабочим материалам «Колыбельной», это был действительный факт, случившийся 27 октября 1935 года: «Врач Кунгурской больницы Колчанов рассказал 1-му съезду акушеров-гинекологов и акушерок Свердловской области: работница Кунгурского кожзавода [Кипина] под влиянием наркоза в момент наркоза пела колыбельную песню». (Оп. 2. Ед. хр. 54. Л. 13).