(О роли в постановке Валентина Плучека 1984 год)
Исполнение Мироновым роли Лопахина есть явление в нынешнем чеховском театре. Известно, автор считал, что «роль Лопахина центральная. Если она не удастся, то, значит, и пьеса вся провалится. Лопахина надо играть не крикуну, не надо, чтобы это непременно был купец. Это мягкий человек»[1].
Уже Владимир Высоцкий сделал своего Лопахина «не крикуном», «мягким человеком». То, что Лопахин Миронова негромок, артистичен, интеллигентен — еще не открытие. Это напрашивалось. (Разве что «крепким» режиссерам приходит в голову трактовать его как без пяти минут Булычова.)
С лица мироновского Лопахина не сходит легкая тень обреченности, какого-то, если можно так сказать, социального недоумения. Он — победитель? Он — «новый хозяин»? Боже, какая нелепость! «Приходите все смотреть, как Ермолай Лопахин хватит топором по вишневому саду, как упадут на землю деревья!» Мироновский Лопахин произносит это как свидетельство чего-то незаконного, абсурдного в жизни. Душа его поражена горечью эсхатологических предчувствий, он, этот Лопахин, точно знает, что вскоре за вишневым садом уйдет и он. Горечь эта была характерна для русских купцов начала века, таких, как Морозов, Мамонтов, Щукин. Инстинкт и азарт предпринимательства соединялся в их душах с ощущением тщеты накоплений. Это порождало метания, парадоксы личной жизни, кровавые драмы. Они жертвовали деньги на революцию, которая их сметет, на театры, собирали коллекции мировой живописи, устраивали оперу. Они влюблялись в аристократок, актрис и цыганок и, разорившись, или от тоски пускали себе пулю в лоб. Лопахин Миронова знает — иной лучшей красоты, нежели та, которую он разрушает, не будет.
Свободин А. Таганрог. До и после // Театр. 1985. № 9.
Примечания
- ^ Письмо А. П. Чехова к О. Л. Книппер-Чеховой от 30 октября 1903 г.