На заре «перестроечной» поры, когда еще верилось в близкое «ускорение», — картина «Чужая Белая и Рябой». Тут еще все дышит верой в возможность и необходимость вольного полета. Полета — и в буквальном и в переносном смысле слова. Ведь герой фильма, подросток послевоенной поры, — голубятник. Один из самых драматичных эпизодов картины — тот, где этот отчаянный пацан, одержимый мечтой о прекрасной белой птице, чуть не срывается с крыши, долго, еле уцепившись, висит на головокружительной высоте, напрягая последние силы, и мы с замиранием сердца следим: удержится или не удержится, спасется или разобьется еще один юный Икар? Подстерегают его и другие опасности: на стремлении голубятников хоть в чем-то вырваться из убогих, скудных условий разрушенного войной быта паразитирует алчное, дикое, безжалостное жулье, для которого свобода — это способность и возможность перешагнуть через все человеческое. Но ни сломать, ни запятнать грязью белоснежные крылья чести, мечты, юного дерзания им все-таки не удается.
Вспоминая это трудное время в подробностях, не оставляющих камня на камне от официозной приглаженности, автор тем не менее повествует о нем в духе поэтичного, романтико-ностальгического «ретро»: что ни говорите, а свят был этот мальчишеский порыв к небесам, родившийся на гребне немыслимо тяжелой, но действительно гигантской победы в войне, — порыв, противостоявший тем вязким будням, что уже надвигались на смертельно усталых и вновь напрягавших силы людей. И не родственны ли этому взлетному духу открывающие фильм документальные кадры, в которых один из кораблей космонавтов — современных Дедалов и Икаров — совершает свой полет в мировом пространстве?
И вот — более поздняя лента того же режиссера: вслед за «Ассой» уже упомянутая «Черная роза — эмблема печали...». Как многое изменилось! Элегическое воссоздание того, что было «на заре туманной юности», уступило место прихотливому эстетическому пересозданию накопленного памятью, своеобразной игре. Там была грустная отрада воспоминаний, подобная той, какую находят в задумчивом разглядывании старых фотокарточек; здесь же, кажется, груда снимков попала под озорные ножницы — и уже чья-то голова приклеена к чужой фигуре, кто-то летит под облаком вверх ногами, кому-то присобачили усы и бороду... За всем этим и тут чувствуется не только услада, но и тоска: тоска по незаурядному, праздничному в жизни. Однако это уже иная услада и иная тоска.
Если кто-то из персонажей этой ленты и готов умиленно перенестись в грезах назад, в послевоенные годы, если кто-то еще и бредит о них, так это отпущенный из желтого дома полудурок, да и то — по-уродски: в тысячный раз благоговейно прослушивает раздобытую невесть откуда звукозапись траурного радиосообщения о сталинской смерти. Что с чокнутого спрашивать! Может, тут и не в Сталине дело, может, бедному психу чудится что-то полетное в истории уходящего века, на заре которого прогремел выстрел «Авроры» (профиль знаменитого крейсера врезан уже в начало фильма — в контексте, исключающем всякий пиетет), но та ли это история, что достойно шествовала ранее? Как бы пародируя кадры из «Андрея Рублева», где летит на самодельном воздушном шаре, а потом разбивается насмерть отважный мечтатель, С. Соловьев подвешивает своего свихнувшегося персонажа под потолком квартиры, дав ему в руку связку воздушных шариков, а потом несчастный умирает, избавившись тем самым от своей навязчивой мании. По-человечески пожалев обреченного, даже сочувствуя ему, как сочувствуют юродивым, создатели фильма вместе с тем нисколько не возвышают, а, наоборот, снижают его идиотские грезы; да и весь его облик, его назойливо повторяющиеся непотребные восклицания и похабные жесты, способствуют такому снижению.
Впрочем, между высоким и низким, чистым и нечистым, между свободой и разнузданностью тут нет уже той межи, что была в «Чужой Белой и Рябом»: все как-то перемешано, словно разглядывается сквозь монокль изысканного эстета, для которого любые лужи и кляксы прежде всего живописные пятна. К примеру, персонаж, которого играет Александр Абдулов, — по сюжету вроде бы «отрицательный» и терпящий фиаско, но уж так он элегантен, так подкупающе раскован в своем
Дондурей Д. Кинодело: на пути к рынку // Российское кино: парадоксы обновления. М.: Материк, 2005.