Странно и больно говорить о нем в прошедшем времени. Всплывают в памяти какие-то подробности встреч, съемок, разговоров... У него всегда был дико напряженный график перелетов, концертов, репетиций в театре, съемок — любой другой на его месте просто не выдержал бы. Он любил работать и всегда готов был работать. А ведь многое ему давалось совсем не так легко, как кажется. У него, к примеру, не было сверхзамечательного слуха, он не был и прирожденным танцором — у него были большие ноги в больших ботинках, которые ему мешали. И зная это, я в совершенном потрясении всегда смотрел на экран, поражаясь его пластичности и легкости. Адский труд за всем этим...
Казалось, путь любимца публики — немножко комика, немножко певца — и так обеспечивал бы ему успех, заработки, любовь зрителей. Но он предпочитал, натыкаясь на очень большие препятствия, на раздражение начальства, искать себя как драматического артиста. Вспомните «Назначение» Володина, «Фантазии Фарятьева» Авербаха или того же «Лапшина»... Непривычный, серьезный Миронов. А ведь актеру в этой ситуации сложно — надо сломать зрительский стереотип, привычную реакцию. Он же был неслыханно популярен! Он был из тех артистов, которых узнают на улице, за которыми идет толпа. И хотя чисто житейски такая известность была мучительна, он никогда не «срывался» и не терял чувства юмора.
Я часто наблюдал, с каким уважением и добротой он обходился с незнакомыми людьми. Помню, как на съемках фильма в тридцатипятиградусный мороз к нам подошел пожилой военный, хотел что-то посоветовать, о чем-то поговорить. Андрей, у которого от холода на спине лопнуло старое кожаное пальто, не решился его прервать, считая это просто нетактичным. Он очень легко сходился с людьми, никогда не делал различия между ними по должности и ранжиру, умел в трудной ситуации разрядить обстановку, рассмешить. В мрачной астраханской гостинице, идя по длинному полутемному коридору, всегда безошибочно можно было угадать, в каком номере сейчас Миронов. Там всегда битком народу, там всегда смех. Его все любили... Впрочем, почему — любили, его всегда будут любить. <...>
Герман А. Всегда готов был работать. В книге: Андрей Миронов. М.: Искусство. 1991. С. 168.
Он [человек, сыгравший главаря банды Соловьева — прим. ред.] не актер, он был нормальный уголовник. Зэк. Я очень легко отличал сидевших людей — у них какая-то другая кожа. Авитаминозная. И запах тюрьмы. Я к нему подошел и спросил: «Вас как зовут?» — «Жора». — «Вы не сердитесь на меня, я кинорежиссер, мне нужно знать — вы в тюрьме случайно не сидели?» — «А как же! 11 лет». — «За что?» — «Во-первых, по статье за воровство, а там еще убийство подкатило». — «А у меня не можете сняться?» Он захотел.
‹…›
Как его боялся Миронов! Что-то было в глазах у этого Жоры Помогаева, от чего Миронов стекленел от ужаса. Он умолял: «Что хочешь делай! Пусть меня лучше шесть человек зарежут! Пусть собаки съедят — только не он!» А тот ему: «Дяденька, дяденька, ты что?»
Когда Миронова зарезали, мы оказались перед серьезной проблемой: ведь невозможно сделать грим человека, которому только что ножом проткнули желудок. Миронову с его острым носиком — точно нельзя. Я тогда ему говорю: «Андрюха, если ты плохо сыграешь эту роль, на тебе как на драматическом актере поставят крест. У меня все-таки репутация человека, который умеет с артистами работать. Давай
Я тогда показываю ему дорожку между бараками, где мы снимали эту сцену: она состоит из смеси говна шведского, говна Петра Первого, говна Нарышкина, говна лакеев Екатерины, немножко пыли... А там еще рядом огороды клубничные, тоже сделанные из говна. «Так вот, мы сейчас эту дорожку польем, и ты ткнешься туда лицом. Высохнет — будет то, что надо». Долго вели с ним переговоры. Наконец, проклиная все и всех — кино, маму, меня, Голубкину, — Миронов страшно кряхтит и ложится, сует лицо в говно, потом поднимает. С него текут сопли. Я говорю: «Пошевели еще, пошевели». Поднимаю глаза на второго оператора Толю Родионова, а тот руками делает крест: все, свет кончился! И все убегают, сначала сунув мне воду, мыльницу и полотенце. Миронов поднимает голову и сразу все понимает: «Сволочи! Какие сволочи!..» Ну что, макался и второй раз. Здорово получилось.
Цит. по: Долин А. Герман. Интервью. Эссе. Сценарий. М.: НЛО, 2015.