Вот Ирина Купченко обращает глаза на режиссера: мол, стоп, дубль испорчен? Это на кокетливую ее реплику — «Вот так и начинаются напрасные романы, просто мужчина наедине с женщиной не смог держать руки при себе» — Андрей Миронов вдруг стиснул руки, как бы скованные кандалами, и принялся шагать перед нею словно вдоль стенок камеры. Дубли с такими диковинными импровизациями потом и входили в картину. [«Назначение», телефильм режиссера Сергея Колосова, 1980] В каждом у него возникало что-либо непредвиденное. Вот его герой взбунтовался против своего начальника. «Почему я должен за тебя трубить! Потому что ты меня любишь? Но ведь это ты меня любишь, а не я тебя люблю!» И вдруг, на экране уже, замечаем, что он в то же время как бы обнимает руку по-хозяйски опершегося на стол этого своего начальственного ласкового вампира. И глаза виноватые, беспомощные.
Несколько месяцев каждодневных счастливых встреч с Андреем Мироновым на съемочной площадке! Обязательно мне было приходить туда? Вовсе нет, я только сценарист, у меня другие дела — за пределами студии. Но в эти незабвенные месяцы не могло быть других дел.
Каждый день он изощренно и разнообразно потешался надо мной. Шуточки его рождались сразу же, стоило мне появиться. Как будто я и приходил для того лишь, чтобы давать ему поводы для острот.
— Неужели, когда кончится работа, мы больше не будем встречаться? — недоуменно, грустно спрашивал он. И спрашивал-то потому, что насквозь видел всех, каждого, значит, и меня. Не встретились больше ни разу до конца.
Когда он появился на сцене, на экране, и не догадаться было о его замечательном остроумии. Играя смешных, бестолковых, он оставался таким, какими и мы бываем в жизни. Играя
Жизнь, естественно, прозаична. Поэзия в ней нечастый гость. Но среди спасительных муз есть музыка. Миронов жил заодно с ней. Пребывать на сцене — для него это было почти то же, что танцевать. Говорить слова на экране — для него это было необходимостью следовать музыке человеческой речи.
Значит, он был завидно веселый человек? И такой. Но он был и грустный человек. Две стороны его натуры теснили одна другую. Правда, печаль его с годами становилась менее светла.
Однажды мне позвонил Алексей Герман, который готовился снимать картину «Мой друг Иван Лапшин». И задал неожиданный вопрос: «Какой актер Андрей Миронов? Как с ним работается? Можно ли предложить ему роль писателя, который пытается покончить жизнь самоубийством оттого, что у него умерла жена?» Я сказал, что работать с ним — необыкновенное счастье.
В качестве комического, виртуозного приплясывающего актера он стал кумиром зрителей. Именно кумиром, а не модным. Мода лишь маскирует отсутствие личности. Нам еще неведомы были иные его возможности.
И вот он сыграл эту роль. Помните, как его стошнило от дула пистолета, из которого он хотел пустить себе в рот пулю? А до этого — какой он был флегматичный, ироничный. Герману нужны были не просто хорошие актеры, но люди, понимающие те времена, о которых говорила картина. Миронов был таким.
Он был отзывчив к житейским трудностям незнакомых людей. Стеснительно пользуясь своим обаянием, многим помог. Он был пожизненно предан своим друзьям. Он самозабвенно любил свою мать и своего отца и их друзей.
Многие помнят, как еще только возникли первые разговоры о его таланте. И вот люди намного старше его, видевшие в нем свою молодость, узнали о том, что его уже нет. Появился и исчез на наших глазах. Это часть молодости покинула нашу землю.
Володин А. Вот он... // Экран и сцена. 1991. 7 марта.