Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Андрей Миронов уже играл в кино персонажей, похожих на этого, но, пожалуй, именно здесь, в Фарятьеве, наиболее концентрированно воплощено то, что определяет суть людей подобной породы, за чертами порядка внешнего — чудачеством, незащищенностью, наивностью в житейских делах — увидена и человеческая красота героя, и просто насущная необходимость в таких людях.
Кажется, Фарятьев потерпел поражение во всем: любовь его осталась без ответа, надежды рухнули, и все-таки он счастливый человек. Пусть даже его счастье полно боли и горечи.
Потребность счастья в этом фильме почти физически осязаема. Она словно бы разлита в пейзажах заштатного городка, в интерьерах, то сумеречных, то озаряющихся струящимся светом (оператор Дмитрий Долинин снял картину с очень точным ощущением ее внутренней драматургии). Потребность счастья переполняет и героинь фильма, переживается ими мучительно ‹…›. Мучится Александра, жаждущая любви, любящая и не находящая ответа своему чувству. ‹…› Мучится ее младшая сестра Люба, с максимализмом подросткового возраста ненавидящая скучную жизнь, мечтающая сбежать из своего городка. Мучится их мать, желающая своим дочерям счастья, но не знающая, как помочь им ‹…›.
На этом фоне фигура Фарятьева также не кажется сулящей радужные эмоции. Печальные глаза, ссутулившиеся плечи, растерянная улыбка. В нем ощущается какая-то странность, хотя нет ни приниженности, ни жалкости. Люди вокруг него хотят что-то переменить — ради себя ли, ради ли своих близких — не столь существенно. Фарятьева проза жизни никак не гнетет, он как бы существует вне ее, над ней.
Если и возникает минута душевной близости между ним и Александрой, то как раз в тот момент, когда он начинает говорить о чем-то, внешне никакого отношения к их реальным проблемам не имеющем, — о космосе, о том, что мы все — инопланетяне, о бесконечном стремлении души ввысь, о будущем счастливом человечества, где все будут понимать и любить друг друга, о почти что открытой им теории, которая позволит излечить человечество от всех недугов.
Что это, фантазии? Да, конечно, фантазии. Но не только они одни. В словах Фарятьева живет вера в красоту человеческой души, в счастье родиться человеком, жить человеком, нести на своих плечах — как бы он ни был тяжел — груз человеческой судьбы, и своей собственной, и всех других — близких, далеких, даже тех, кому не посчастливилось родиться. В нем нет ущемленности от того, что судьба была не щедра к нему. В нем живет иное, недекларируемое, впитавшееся в плоть и кровь понимание счастья — не брать себе, но отдавать себя.
Липков А. Потребность счастья // Советская культура. 1982. 5 февраля.