Фильм этот являет собой чередование застывших кадров. Каждый из них самоценен, замкнут в себе, но цепь их дает возможность прикоснуться к сюжету, выстроить его временную протяженность от момента рождения до момента смерти. Рождения и смерти поэта Саят-Нова, рождения и смерти Поэта вообще. Второе важнее, и потому фильм также и цепь символов и Софико Чиаурели не столько царевна Анна, сколько Возлюбленная, предстоящая мысленному взору Поэта всю ого жизнь. Она то чиста, как голубица, вся в белой одежде и белых кружевах, то темна, как ночь, и тогда она в черном и лик ее сумрачен, то видим мы ее в огненных одеждах страсти, и красота ее томит Поэта, то одевают ее в золото — знак надменности и величия.
Не скажешь — актриса играет, скажешь — божественно позирует, и каждая поза ее — законченная, совершенная красота. Красота лица — тип его прославлен поэзией Востока, — красота гибкого стана, плавная и углубленная в себя красота поз и движений. Актриса, никогда о своей внешности не заботящаяся — минимум грима, все быстро, на ходу, — здесь всецело подчиняет себя живописному решению целого. Состояние души выражено в фильме не столько словом, хотя за кадром и звучит комментирующий голос, сколько композицией, линией, цветом. Гармоничным и осмысленным расположением предметов и фигур, говорящим цветом и говорящей линией. Каждая поза одухотворена, но не прихотливый узор танца ее основа, а строгость и певучесть фресок. И даже тогда, когда актриса танцует, движения ее как струя тяжелого меда — тягучая, медленная, плавная.
Лордкипанидзе Н. Софико Чиаурели. М.: Искусство, 1983.
Любопытно, что самые удачные и полюбившиеся зрителю кинематографические образы Чиаурели решены преимущественно пластическими средствами.
Вспомним, например, фильм «Хевсурская баллада» — поэтическое повествование о гордой девушке Мзекале, отвергавшей многих смельчаков-односельчан и влюбившейся в заезжего художника. В роли Мзекалы текста совсем немного, но ее поступь, движения, взгляд то насмешливый и самоуверенный, то беззащитно откровенный и трепетный, говорят красноречивее всяких слов. Это о ней, о Мзекале, сказал режиссер С. Параджанов: «Она похожа на фреску, она — сама жизнь, сама природа».
Скульптурная четкость, рельефность этой роли настолько пленили режиссера, что в своей работе «Цвет граната» он предложил Софье Чиаурели ‹…› сразу несколько различных ролей.
Рьяно отстаивая убеждение, что кинематограф — искусство не разговорное, а изобразительное, Параджанов построил свой фильм о знаменитом поэте и музыканте XVIII века как пластическую симфонию. Без диалога, без строго разработанного сюжета, серией мельчайших эпизодов-аллегорий, решенных чисто визуально, режиссер рассказывает историю трагической любви и гибели великого ашуга народов Закавказья. Как показать, например, влюбленных, без слов улавливающих каждую мысль друг друга? На старых иранских миниатюрах их изображали с лицами, похожими как две капли воды. Режиссер принимает решение: пусть и юношу Саят-Нову и его возлюбленную, царевну Анну, играет одна и та же актриса. Кроме того, на долю Чиаурели выпало несколько эпизодических ролей — символических и аллегорических фигур второго плана.
«Софико — это пластическое потрясение души, динамика, обращенная в старину. Это гениальная кинобалерина, в совершенстве владеющая языком кино», — так говорит режиссер, объясняя свое творческое пристрастие к этой исполнительнице. — «Софико блестяще справилась с задачей, которую я поставил перед ней. Она даже превзошла ее, так как я не смел надеяться, что одна актриса может соединить в себе филигранность иранской миниатюры, утонченность восточных фресок и скульптурность византийского искусства!»
Эти похвалы не покажутся чрезмерными, если учесть, что в фильме происходит высвобождение от бытовых подробностей. Стремление к «чистой» поэзии нашло прекрасную опору в своеобразном таланте Софьи Чиаурели, — но, думается, совсем не исчерпало ее талант.
Твалчрелидзе Т. София Чиаурели // Актеры советского кино. Вып. 7. М.: Искусство, 1971.