... впору поздравить жюри с его самым смелым выбором — призом «За лучший дебют» был награжден видеофильм «До свидания, мальчики!», сделанный на Ростовской-на-Дону студии телевидения двадцатишестилетним Александром Расторгуевым. Жюри зорко разглядело в дебюте поиски новой эстетики кинозрелища, влюбленность в кино и владение его инструментарием. И сделало это, несмотря на очевидные огрехи повторов и эпатажных изысков.
Да, фильм избегает ясности, жестких причинных связей между эпизодами, временной или какой-либо иной последовательности. Мы осознаем, что речь идет о судьбе мальчиков то ли в колонии, то ли в детдоме. Но автор снимает не «социальное кино». Его интересует, что думают восьми-десятилетние мальцы о любви...
В фильме живут своей жизнью не только пацаны, но женщины дивной, таинственной и разной красоты — девушка, зрелая женщина, старуха. В фильме звучат отголоски театральной репетиции чеховских «Трех сестер», идет речь о соотношении модели и портрета в живописи... И весь он — влечение к красоте человеческой. Тонко наблюденные портреты, красивые тела и лица, загадочность интерьеров и мизансцен... Нет, это никак не салонно, нисколько не жеманно. Некая «клиповость», конечно, коснулась авторских решений, и 67 минут — длительность вряд ли правомерная для такой манеры. Но сам по себе каждый эпизод-«клип» снят с редкой тщательностью и выразительностью.
Всего же необычнее звук. Он задан с самого начала изображением шкалы старого радиоприемника, по которой «шарит» стрелка поиска. С этого момента вся фонограмма будет зашумлена радиопомехами, прорывами тресков и писков, падением громкости, искажением частот — всем тем, за что звукооператор должен быть немедленно изгнан из профессионалов. И вся музыка фильма будет состоять из запетых шлягеров, звучащих по «Маяку» или «Серебряному дождю». И даже интервью, порой пронзительные, будут зашумлены этой, если хотите, какофонией, вселенной звуков, окружающих нас... Принципиальное отличие фонограммы «Мальчиков» от «Имен» видится мне в том, что при всем сходстве приемов решение Расторгуева более тотально: он жертвует персонажами ради атмосферы, они у него далеко не столь ярко выписаны, как у Якубсона. Он не повествователь, но чуткий регистратор чувственного ощущения жизни, ее поэтических мотивов, порой не передаваемых в словах. «Зеленый шум» жизни он противопоставляет всякой организованности и конструктивности: и в реальности, и на экране. Финальная метафора — чеховские «Три сестры» в уцелевшей комнате на верхнем этаже разрушенного дома — метафора красоты, сохраняющейся среди рушащегося мира, достойная точка или многоточие не случайного (как и у Стониса) авторского выбора.
Полифоничность Александра Расторгуева и аскетизм Аудрюса Стониса видятся мне как два полярных рода авторской рефлексии по отношению к окружающей нас реальности. Прошу прощения за общее место, но насыщенность и драматизм событий, плотность фактур жизни в конце столетия достигли предела. Темпы и ритмы увеличились многократно. Острота чувств, нервное напряжение, пики трагедий не могут не изменять эстетику документального кино. Не проникающее, не ранящее, не пробуждающее кино имеет сегодня мало шансов на успех.
Гуревич Л. Полифония и минимализм. Нефестивальные заметки из Екатеринбурга-97 // Искусство кино. 1998. № 5.