Груду отснятого материала пришло время выстраивать в соответствии с придуманным и написанным сценарием.
Я с тревогой обнаружил, что материал мне противится — то, что прежде казалось важным, он начинает оттеснять, а то, что я считал побочным, само собой выдвигается на первый план. Смешно становится совсем не в тех местах, на которые мы рассчитывали, а энергично смонтированные монтажные фразы вдруг останавливаются и кажутся затянутыми. Все, что было записано на бумаге и казалось смешным, ироничным, многозначным, нужно было еще превратить в единое зрелище! Очень часто информация, содержащаяся в мизансцене, монтажном стыке или детали оказывалась более емкой и многозначной, нежели длинные монологи. Потому и обнаруживалось, что два формально разных эпизода все-таки повторяют, вытесняют друг друга. Выяснилось, например, что длиннейшая сцена в начале, где комиссар долго собирается в путь и где поясняется для зрителя
Много недоразумений и споров вызывало непонимание первыми зрителями-редакторами особенностей жанра. Для этого я придумал вступление, где земной глобус крутится как, магнитофонный диск, — по воле авторов «отматывается время». Глобус или откручивается в революционное прошлое, или останавливается, чтобы зритель разглядел и расслышал происходящее. Позже этот глобус еще и наглядно иллюстрировал кругосветное путешествие начальника Чукотки. Этот прием дал возможность время от времени напоминать зрителям, что разговор идет не всерьез. Но только после жестокой расчистки материала от бытовых мотивировочных эпизодов удалось выйти «на оперативный простор». Теперь веселее пошло дело и на озвучании — мы наконец поняли, какую картину мы снимаем.
В фильме много реплик звучит на чукотском языке. Первые же пробы нас вдохновили. Незнакомые с техникой озвучания ребята и девушки с Чукотки мгновенно освоили все премудрости синхронного озвучания и вкладывали в артикуляцию слова и фразы со снайперской точностью. От природы одаренные хорошей реакцией и чувством ритма, они превратили процесс озвучания в удовольствие и забаву. Я обратил внимание на то, что в некоторых случаях, вкладывая в уста исполнителей непонятные для меня фразы, они уж очень бурно веселились. На мои вопросы они отвечали, что они радуются тому, что все хорошо получается. Проверить, что они там говорят на самом деле, было невозможно. Я тайком пригласил на просмотр уже озвученных сцен специалистку по чукотскому языку. Это была милая девушка-аспирантка.
Некоторые фразы, вызывавшие у моих чукотских артистов особенно бурное веселье, она переводить отказалась. Оказывается, в массовые сцены, где чукчи конфликтуют с Храмовым-Грибовым, ребята добавили совершенно нецензурные словечки и выражения. Я, конечно, возмутился, а они удивлялись. «Мы всегда так говорим, когда сердимся», — объясняли они.
Мельников В. Жизнь, кино. СПб.: Сад искусств, 2005.