Легендарная фраза Берии, прозвучавшая в момент смерти Сталина, дала название этой картине, в которой обманчиво все, начиная с того, что никакого Хрусталева на экране не появляется. А появляется военный врач, генерал, проживающий свою судьбу сначала в абсурде сталинской Москвы, потом, после знаменитого «дела врачей» — в кошмаре лагеря, и которого потом возвращают в столицу как последнюю надежду спасти вождя. При этом эпическое действо, насыщенное сугубо германовскими сверхреалистическими деталями, замыкается в пределах нескольких символических дней и в столь же условном пространстве
Черно-белая картина длится два с четвертью часа, погружая зрителя в фантасмагорию образов и персонажей, напоминающих героев Булгакова и Хармса, а может, и Джойса. Печально, но факт: на премьере в Каннах картину восприняло лишь меньшинство. Вероятно, непростая судьба ждет ее и на родине. Хотя нет сомнений, что в итоге «Хрусталев...» займет свое место в истории, как самый личный и самый жесткий фильм выдающегося режиссера. Не желая превращать большую историю в мелодраму, Герман идет против течения. Спилберг сделал о Холокосте сентиментальную сказку, а Роберто Бенини — водевиль «Жизнь прекрасна», за который получил второй по значению Гран-при жюри в Канне. Человечество конца тысячелетия испытывает ужас перед исторической правдой, а Герман пытается вновь их столкнуть.
Плахов А. Хрусталев, машину! // Премьер. 1998. № 7.