Интересно, что случилось бы с чеховским Вершининым из «Трех сестер»... в 1917 году? Представим его себе на минуту лицом живым, фигурой исторически реальной — почему бы нет? — и задумаемся о его дальнейшей судьбе. На чьей бы стороне он тогда оказался, вот этот милый, добрый чеховский интеллигент со своими двумя девочками (помните? — «У меня жена, двое девочек»...) и мечтами о «невообразимо прекрасной, изумительной» жизни? Сумел бы примирить свои светлые, чистые и довольно абстрактные идеалы с реальной сложностью и бескомпромиссностью революции, с действительной трудностью достижения этих идеалов?
А может быть, застигнутый врасплох великими и грозными событиями, он просто испугался бы их, растерялся и оказался сметенным временем, требовавшим ответа определенного и немедленного...
Разумеется, подобные размышления о судьбе подполковника Вершинина в достаточной мере произвольны.
В фильме «Седьмой спутник» (по одноименной повести Б. Лавренева, студия «Ленфильм») рассказана история
Но они возникают, эти ассоциации. Возникают исподволь, опосредованно, подчас мимолетно — режиссура фильма (Г. Аронов и А. Герман) учитывает опасность упрощенности, таящуюся в прямых параллелях. Вот мелькнуло на экране лицо в символическом чеховском «гриме» — небольшая бородка, знаменитое пенсне. Мы не успели прислушаться к его словам, но лицо отметили, запомнили... Вот появилась фигура трезво и честно мыслящего полковника (арт. В. Эренберг). В прежние времена он, вероятно, был, вернее, казался человеком вполне приличным, с весьма приличными мыслями, но сейчас, настигнутый революцией, вдруг открылся во всей своей жалкой, трусливой и мелкой сущности. Нет, он ни на кого конкретно не похож и никого не напомнил бы, если бы... если бы, не случайная и очень знакомая фраза — о жене и двух девочках, — невольно беспокоящая память...
Может быть, создатели фильма и не вспоминали о подполковнике Вершинине, создавая кинематографический вариант повести Б. Лавренева. Но вообще о Чехове, о чеховских героях, пожалуй, вспоминали. Как вспоминали и о «Днях Турбиных». Есть здесь явно свой Алексей Турбин, трагически заблуждающийся Алексей Турбин — это тот самый полковник (арт. А. Михайлов), который в ярости презрения бьет по щекам бывшего сенатора, отвратительного в своем страхе перед смертью. Литературная реминисценция? Как будто да. Но родилась она не из-за недостатка фантазии у создателей фильма, а из их стремления расширить круг наших размышлений. Кстати, среди лиц эпизодических фигура полковника — одна из наиболее точно и выразительно сыгранных, а сцена, где он вдруг садится к роялю и в ночной тишине люди слушают музыку, отдавшись своим мыслям и воспоминаниям, — одна из самых сильных в фильме.
Эпизодические фигуры, во всяком случае, многие из них, вообще запоминаются здесь. Хотя в картине, как и в рассказе, все действие сосредоточено на Адамове, люди, с которыми он сталкивается, отнюдь не выглядят здесь персонажами проходными, чисто служебными, даже если их экранная жизнь очень невелика. Тема человека и истории, интересующая авторов фильма, раскрывается и через них, этих людей, и в размышлениях о путях скрещения отдельных человеческих судеб с судьбой исторической каждый из них занимает тут свое достаточно важное место. И комендант, за чьей яростной ожесточенностью обнаруживается естественная человечность, правда, несколько упрощенный исполнителем этой роди А. Анисимовым. И славный, склонный к размышлениям солдат Кимка (арт. Г. Штиль) с его природной сердечностью, той подлинной простонародной добротой, которая заставляет его крикнуть белогвардейцам: «Не трожьте, гадюки, старичка. Вашей он. Из генералов». И пугающий своей душевной черствостью председатель домкомбеда (арт. А. Абрамов). И даже бессловесный денщик того белогвардейского поручика, к которому попадают в плен Адамов и Кимка. Все они важны здесь.
Авторы картины предлагают нам задуматься о каждом из них, внимательно всмотреться в каждого человека — фильм строится в основном на крупных и средних планах, на фронтальных портретах, массовых сцен очень немного. Сама революция здесь как бы показывается через отдельных конкретных людей, через ее вершителей и ее врагов, через тех, во имя кого она свершилась, — хотя бы тех самых женщин, которые переселились из подвалов в огромную квартиру Адамова, и тех, кто «пострадал» от нее. Ощущение грандиозности происходящих событий при этом отнюдь не утрачивается. Наоборот, их масштабность и сложность обретают особую конкретность и убедительность.
Через этих людей в свою очередь раскрывается правота и истинная сущность Адамова — того, о ком прежде всего и поставлен фильм.
Но и они, эти люди, проверяются им: рядом с Адамовым, в сравнении с ним обнаруживаются перед нами в своей человеческой ничтожности, узости или же человеческой подлинности.
О главной удаче того или иного произведения искусства, тем более если эта удача — центральный герой, обычно принято говорить в начале рецензии. Измена этому принципу в данном случае ничего не меняет. Исполнение Андреем Поповым роли Адамова — это именно то, что в первую очередь и решает удачу картины, определяет значительность проблематики фильма.
С той самой минуты, когда мы впервые видим его, возвышающегося над толпой арестованных деятелей царской власти, возвышающегося не только потому, что он просто ростом выше других, а благодаря тому особому внутреннему превосходству — души и мысли, которое сразу же невидимой, но резкой чертой отделяет его от окружающих, — с той самой минуты и до конца фильма он ни на секунду не отпускает нашего напряженного внимания. Полный благородного достоинства, высокой человечности и немного скорбной мудрости, он проходит через весь фильм фигурой масштабной и величественной, человеком подлинно трагической судьбы.
В «Седьмом cпутнике» А. Попов играет человека высоких нравственных принципов, справедливости и честности, и потому его герой величествен. Величествен мудростью и широтой взгляда на мир, способностью подняться над всем личным, над ощущением одиночества, вычеркнутости из жизни и твердо встать на сторону революции не потому, что она отвечает его личным интересам (это было бы проще!), а потому что он глубоко понимает ее историческую закономерность и историческую справедливость. И когда наступают трагические для него минуты, он остается верен самому себе и своему пути, предпочитая смерть измене собственному выбору. Сцена расстрела Адамова и Кимки решена отлично. Их расстреливают как бы у нас за спиной, мы слышим их прощальные слова, команду офицера, два выстрела, а на экране все это время стена заснеженной покосившейся избенки с оттаивающими сосульками — то, что видят перед собой Адамов и Кимка в последние секунды жизни.
Это фильм серьезный и умный. Из тех, которые, как обычно говорят, заставляют думать. О человеке и его истинной ценности, о личности и истории. В общем, хороший фильм. И тут надо отдать должное не только Андрею Попову и режиссуре фильма, но и авторам сценария Ю. Клепикову и Э. Дубровскому, во многом предопределившим серьезность картины.
Дружинина С. Седьмой спутник // Ленинградская правда. 1968. 21 мая.