Даниил Гранин:
‹…› в «Покаянии» есть сцена, где один из заключенных, ответственный партийный работник начинает наговаривать на себя и на других. Мы знаем, что такие случаи были. Но до сих пор мы не понимаем, почему люди во время процессов, скажем, Бухарина, Зиновьева, Каменева, даже процесса Промпартии выставляли себя врагами народа, врагами партии, как это происходило, как мужественные, вынесшие ссылки и каторгу люди ломались, — ведь это очень важно понять. Абуладзе решился дать один из конкретных ответов — пожалуй, впервые у нас, — и в этом мужество художника, в этом и есть преодоление внутренней цензуры, когда человек начинает размышлять обо всем свободно и глубоко.
Для некоторых зрителей «Покаяние» воспринимается не полностью, не хватает исторического знания. Про трагедии тех лет нет ни в учебниках истории, ни в литературе, их всячески скрывали. Когда мы раньше пользовались прописными истинами, решая или лишь называя сложнейшие, неразгаданные вопросы, все было просто и легко. Но если ты пробуешь преодолеть запретность и страх, открыть запечатанные сейфы, если ты позволяешь себе по-новому увидеть то или иное событие, тот или иной исторический отрезок, тут уже невозможно пользоваться чужим опытом, чужим знанием, а необходимо свое понимание, свое видение, свое отношение. Это и есть работа нового мышления. Тут уже не на что опереться, тут каждый художник должен быть первооткрывателем. Это и страшновато и довольно трудно. Но в этом и есть наше дело и наша судьба. Другого пути у нас нет.
Гранин Д. Путь один [Интервью Михаила Брашинского] // Искусство кино. 1988. № 4.
Фазиль Искандер:
Самое большое впечатление на меня произвел фильм Т. Абуладзе «Покаяние». Я считаю, что это великий фильм. Боюсь только, что широкий зритель не очень подготовлен к его поэтике, к сложности его поэтического языка. Впрочем, те, кто не все поймут, все почувствуют, эмоционально его воспримут. Но фильм замечательный! Он как раз восполняет один из тех пропусков, о которых мы говорили. Он дает такое высокое этическое напряжение, которого нам очень не хватало, рождает желание именно покаяться, очиститься, обновиться, быть с народом, со страной, с историей в ясных, высоких, чистых отношениях. Все это дает замечательный фильм Абуладзе.
Искандер Ф. Потребность очищения [Интервью Евгения Шкловского] // Литературное обозрение. 1987. № 5.
Алесь Адамович:
И если продолжить социологическую анкету, то можно было бы разделить мнения по возрастному принципу. Мы, кто постарше, слишком хорошо знаем, как такое начинается и как быстро это может кончиться. И как надо быть благодарным тем, кто эти ворота вышиб, распахнул. Ведь мы забываем, что когда стоял вопрос, пойдет или не пойдет этот фильм, мы очень надеялись: если этот фильм пойдет — значит ворота откроются и прорвутся туда и «Дети Арбата», о которых мы знали, и многое другое. Если бы фильм не пошел, то неизвестно, когда появились бы «Реквием» Ахматовой, ненапечатанный Твардовский и т. д. Именно этот фильм открыл дорогу всем этим вещам. Он был тараном.
Вообще-то понятно, почему наши более молодые товарищи строже подходят к фильму: да, если со злом бороться с помощью злых средств (выбрасывать из могил покойников), может случиться, что завтра мы окажемся опять спиной к Храму, пойдем от Храма, а не к нему. С этим нельзя не согласиться. Это мы знаем. Еще Гегель говорил, что грань между справедливостью и несправедливостью — самая тончайшая грань в истории. Мы могли наблюдать, как вчерашний батрак, вчерашний бедняк, в 20-е годы становясь председателем сельсовета, мстительно помня, как угнетали его, становится таким же нетерпимым, несправедливым, злым, и очень быстро. Это легко происходит.
Мы знаем, как целая нация, которую много лет угнетали другие, победив, может стать угрозой для свободы других наций. Побеждая зло, люди легко могут стать сами носителями зла.
И все-таки, мне кажется, когда ворота вновь распахнулись, надо таким вещам как «Покаяние» помогать работать в том направлении, в каком они могут работать.
Цит. по: Покаяние — год 1987 // Из прошлого в будущее. Проверка на дорогах. М.: ВНИИК, 1990.