Первое, что я затеял после революционного пятого съезда, так это организовал конфликтную комиссию по выпуску трехсот запрещенных фильмов. Шел глухой слух, что Абуладзе снял антисталинский фильм, что Шеварднадзе был продюсером, что была провокация КГБ, что выпустили копию и она попала на Запад...

И вот наша комиссия смотрит фильм. Он кончается, и я говорю членам комиссии: «Ребята, никаких резюме, никаких заключений, я сам лично займусь этим фильмом. Это дело политическое». К тому времени Союз кинематографистов уже стал политической силой.

И я пошел в ЦК к Александру Николаевичу Яковлеву. Рассказываю ему про фильм. А он спрашивает: «Вы не могли бы мне показать копию?» Я ему послал фильм. Он посмотрел, и я с ним опять встречаюсь.
— Ну что? — спрашиваю.
— Слушай, это какой-то сюрреализм.

И начинается самый сложный разговор, о котором Тенгиз и не знал.
— Элем, а вы знаете, при всей моей симпатии к этому талантливому произведении: дело-то политическое.
—Александр Николаевич, если этот фильм выйдет на экраны, если мы с вами это сделаем, то взлетит та самая сигнальная ракета, которая ознаменует, что в стране происходит полный антисталинский политический переворот.
— Элем, поймите, дело непростое, эта ракета — сигнальная. У нас меняется строй с выходом этой картины.
— Александр Николаевич, пора!
— Я-то знаю, что пора, но как?
— Собственно, потому я и пришел, что хочу переменить систему координат.

Ну и начали мы работать. Встречи, встречи... Тенгиз ко мне приходит каждый день, переживает жутко. Яковлев звонит мне и говорит: «У нас такая встреча — оздоровительно-просветительская с женами членов Политбюро. Раиса Максимовна ведет эти встречи...»

И я поехал. А Раиса Максимовна предупреждает: «Аудитория очень специфическая, ну сами понимаете». Зал большой, она сидит в центре, а вокруг нее жены членов Политбюро и кандидатов в члены. Катастрофа полная. Единственная, кто мне понравилась, — жена Шеварднадзе — доброта, тонкость, обаяние... Я только что приехал из Америки, и они мне вопросы задают, наконец спрашивают о «Покаянии», которое уже по дачам пошло. И я увидел, какую ярость вызывает фильм. Потому что они понимали: если этот фильм выйдет на экраны, то им привет полный гарантирован.

1986-й год... Полная безнадежность. Но Яковлев работает: тому показал, этому. И Шеварднадзе работает. Ведь это — говорили мы — решается судьба фильма, на самом деле решалась судьба мира! Причем в довольно короткий срок. Я смотрел фильм в конце 1986-го, а в январе 87-го очутился в Париже. И вдруг в Париже по телевидению я вижу толпы людей, кинотеатр «Россию», люди плачут, обнимаются...

Да, этот фильм повлиял на судьбу мира. Другое дело, как мир стал развиваться. Мне пока не нравится, как он развивается, и в этом есть доля моей вины. Но по тем временам, тогда, в тот год, в то время я иначе себя не мог вести и, благо, вел себя по сердцу, по душе. Это — история и «Покаяния», и страны, и мира, а также изменений, которые в нем произошли и которые, я считаю, напрямую связаны с этим фильмом.

Климов Э. Воспоминания // Тенгиз Абуладзе. Киносценарии. 1999. № 6.